Депортация этнических греков из Османской империи служила нескольким целям. Она не только освободила жилье и рабочие места для мусульманских беженцев с Балкан, но и позволила османам избавиться от нескольких тысяч граждан, в чьем верноподданичестве можно было сомневаться. В первой половине 1914 года усиливающаяся напряженность вокруг островов в Эгейском море угрожала перерасти в новую войну между Грецией и Османской империей, что поставило бы османских греков в неоднозначное и опасное положение. Договоренности об обмене населением, заключенные после Балканских войн, стали для турок хорошим официальным предлогом, чтобы кардинально разрешить «греческую проблему».

То, что началось как управляемый обмен населением приграничных районов между враждующими сторонами, превратилось в систематическое изгнание этнических греков из османских земель. Хотя точных цифр нет, предположительно перед Первой мировой войной и в ходе нее было насильно переселено несколько сотен тысяч греков-христиан. В удаленных от границы районах власти для достижения своих целей прибегали к насилию и запугиванию. Так, в Западной Анатолии, находящейся вдали от неспокойных Балкан, греки наотрез отказались покидать насиженные места. Жандармы начали угрожать местному населению, избивали мужчин, грозили похищением женщин и даже убивали тех, кто оказывал наиболее активное сопротивление. Иностранные консулы были потрясены насилием против мирного христианского населения, сообщая о десятках убитых жителей некоторых деревень. Но несмотря на все это, изгнание османских греков сопровождалось относительно низким уровнем насилия, поскольку имелось государство, куда их можно было депортировать.

Ситуация с османскими армянами была совсем иной. Они населяли почти все регионы Османской империи, но сконцентрированы были в трех, оказавшихся во время Первой мировой войны ключевыми для безопасности государства. Значительное по численности армянское население проживало в Стамбуле, находившемся под непосредственной угрозой вторжения союзных войск. Армян — жителей Киликии, примыкающей к Александреттскому заливу, турки подозревали в сговоре с флотом Антанты. Небольшая часть армянских активистов из восточных провинций, перешедших на сторону русских, подорвала доверие ко всем армянам. Младотурки считали, что те представляли собой гораздо бо́льшую угрозу для Османской империи, чем греки, принимая во внимание надежды части армянского населения на то, что победа держав Антанты в войне позволит им создать независимое государство на османских землях.

Одним из первых шагов османского правительства после вступления в Первую мировую войну стала отмена Русско-турецкого соглашения по армянским реформам, подписанного в феврале 1914 года. Соглашение предусматривало реорганизацию шести восточных османских провинций, граничивших с Россией, где проживала значительная доля армянского населения, в две автономные административные единицы под правлением иностранных губернаторов. Турецкое население воспротивилось этой реформе, которую оно рассматривало как прелюдию к разделу исконно турецкой Анатолии и созданию армянского государства под патронажем России на землях с мусульманским большинством. Таким образом, 16 декабря 1914 года османские власти с облегчением аннулировали соглашение, подписанное ими всего десять месяцев назад[262].

После поражения в Сарыкамыше младотурки сочли, что «армянская проблема» представляет собой прямую угрозу для существования империи, и принялись искать радикальные способы ее разрешения. В феврале 1915 года доктор Бехаэддин Шакир, один из руководителей организации Тешкилят-и Махсуса и член Центрального комитета партии «Единение и прогресс», вернулся в Стамбул с Кавказского фронта. Вооруженный отчетами и документами с места событий, Шакир встретился с влиятельным министром внутренних дел Талаат-пашой и еще одним членом ЦК партии — доктором Мехмедом Назимом. Шакир заявил о необходимости устранения «внутреннего врага» из-за «общего оппозиционного настроя армян по отношению к Турции и того содействия, которое они позволили себе оказать русской армии». Хотя эти встречи не стенографировались — те, кто замышляет злодеяние, редко оставляют письменные улики, — из имеющихся документов и воспоминаний современников следует, что именно эти трое младотурецких лидеров приняли ключевые решении, инициировавшие уничтожение армянского населения в Турции в феврале — марте 1915 года[263].

Между тем армянская община Стамбула играла злодеям на руку, открыто выражая свою поддержку держав Антанты в войне против Османской империи и Германии.

Священнослужитель армянской церкви Григорис Балакян в 1914 году изучал теологию в Берлине. Когда в Европе разразилась война, он решил немедленно вернуться в Стамбул, хотя жившие в Берлине армяне пытались отговорить его от этого шага. «Многие советовали мне поехать на Кавказ и присоединиться к армянским добровольческим отрядам, чтобы вместе с русской армией отвоевать турецкую Армению», — вспоминал Балакян. Но он не хотел иметь ничего общего с армянскими бригадами в России, которые он считал скорее угрозой, нежели поддержкой для армянских общин на востоке Османской империи. Друзья в Берлине не понимали тревог Балакяна. «Всецело поддавшись националистическим настроениям, они не хотели упускать эту уникальную возможность исправить несправедливость, допущенную турками в отношении армянского народа», — вспоминал Балакян[264].

Григорис Балакян, 1913 год

Епископ армянской церкви Балакян был одним из 240 лидеров армянской общины, арестованных в Стамбуле в ночь на 24 апреля 1915 года. Он пережил марши смерти и рассказал историю геноцида армян в своей книге «Армянская Голгофа».

По прибытии в Стамбул он счел необходимым открыто заявить сотрудникам иммиграционной службы о том, что он вернулся из Берлина и в этой войне всецело находится на стороне Германии и Османской империи, поддерживая турецко-германский союз. Один из иммиграционных чиновников, почувствовавший симпатию к армянскому священнику после такого выражения лояльности, сказал ему следующее: «Господин, посоветуйте вашим соотечественникам в Константинополе, чьи взгляды полностью противоположны вашим, быть более сдержанными в своей любви к России. В своем выражении родства и любви к России, Франции и Британии они доходят до крайностей… Когда русские одерживают победу на фронте, армяне едва ли не устраивают празднества. А когда русские терпят поражение, они не могут скрыть печали. Такая искренность впоследствии может обернуться для них большими неприятностями». В течение нескольких дней после прибытия Балакян смог лично убедиться в правоте слов таможенника и был серьезно обеспокоен этим.