На следующее утро он стал свидетелем жестокой резни в армянской части села Адилджеваз на северном берегу озера Ван. Турецкие каратели вместе с курдами и «прочим окрестным сбродом» врывались в армянские дома и магазины, убивали мужчин и забирали имущество. Когда Ногалес, одетый в форму офицера османской армии, подошел к одному османскому чиновнику и потребовал от него остановить бесчинства, тот ответил, что «всего лишь выполняет приказ генерал-губернатора провинции [Джевдет-паши]… уничтожить всех армянских мужчин от 12 лет и старше». Ногалес не имел полномочий отменить этот губернаторский приказ, и ему не оставалось ничего другого, кроме как покинуть место массовой резни, которая продолжалась еще полтора часа[275].

Из Адилджеваза Ногалес на моторном катере отправился на другой берег озера Ван и с наступлением темноты добрался до села Эдремит на окраине Вана. «От горящих домов над берегом поднималось алое зарево», — вспоминал он. В Эдремите шло ожесточенное сражение, церкви и дома были объяты пламенем, в воздухе стоял запах горящей плоти, а грохот выстрелов заглушал треск рушащихся домов. Ногалес провел в Эдремите всю ночь, став свидетелем яростной перестрелки между курдскими и турецкими нерегулярными формированиями и очень малочисленными группами армян.

В полдень Ногалес с сопровождением отправился из Эдремита в Ван. «По сторонам дороги кружили орущие стаи черных грифов, которые соперничали с собаками за разлагавшиеся трупы армян, валявшиеся буквально повсюду», — вспоминал он. Когда он прибыл в Ван, восстание длилось уже два дня и старый город был захвачен армянскими бунтовщиками. Стоявшая над старым городом цитадель осталась в руках османов, и с этих высот турецкая артиллерия днем и ночью вела огонь по армянским позициям. Поскольку Ногалес был артиллерийским офицером, с его прибытием эта задача была поручена ему. Он расположил свой штаб в мечети на территории крепости, чтобы использовать ее высокий минарет для корректировки огня.

На протяжении 21 дня Ногалес участвовал в османской кампании против ванских армян. «Мало где еще мне доводилось видеть такие ожесточенные сражения, как во время осады Вана, — впоследствии написал он. — Никто не давал никому пощады, и никто ее не просил». Он был свидетелем зверств, которые совершались как турками, так и армянами, и его мемуары об осаде Вана полны сочувствия и осуждения по отношению к обеим сторонам.

Между тем русские войска медленно продвигались от персидской границы в направлении к Вану, чтобы прийти на помощь армянам в осажденном городе. Восстание армян значительно облегчило для русских оккупацию этой стратегически важной территории Османской империи. Двенадцатого мая ввиду неминуемого приближения русских войск Джевдет-паша издал указ об эвакуации всех мусульман из Вана. Последние солдаты османской армии покинули крепость 17 мая. Армяне из долины наконец-то смогли воссоединиться со своими товарищами в старом городе. Вместе они сожгли мусульманские кварталы и все правительственные здания еще до прибытия русской армии 19 мая[276].

Заняв Ван, русские назначили его губернатором лидера дашнаков Арама Манукяна. Манукян немедленно учредил в городе армянскую администрацию, полицию и народное ополчение. По словам одного армянского историка, эти меры «способствовали пробуждению армянского политического сознания и придали уверенности тем, кто мечтал о свободной и независимой Армении под защитой русских» — короче говоря, они привели именно к тому, чего так опасались османы[277].

Однако турки не были готовы смириться с потерей Вана и упорно атаковали русские и армянские позиции. В конце концов российские войска были вынуждены отступить, и 31 июля армянам было рекомендовано собрать вещи и покинуть свои дома. Примерно 100 000 армян ушли вместе с русскими — что впоследствии стало известно как «великое отступление». Между тем сражения за Ван продолжались, и в течение лета 1915 года он трижды переходил из рук в руки, пока осенью 1915 года русские войска не взяли его окончательно. Но к тому моменту город был фактически превращен в руины, а в Восточной Анатолии армянского населения почти не осталось.

Оказав содействие русским в оккупации Вана в обмен на право управлять провинцией, армяне только укрепили младотурок в их подозрениях, что они являются «пятой колонной» и представляют собой прямую угрозу для территориальной целостности империи. Кроме того, тот факт, что восстание в Ване совпало по времени с высадкой союзников на Галлиполийском полуострове, был воспринят младотурками как доказательство того, что армяне и державы Антанты координировали свои действия. Как писал Джемаль-паша в своих мемуарах: «На мой взгляд, это абсолютно неопровержимый факт, что армяне подняли восстание в Восточной Анатолии по приказу британцев и французов, когда те столкнулись с кризисом в Дарданелльской кампании». Хотя это утверждение Джемаля не подкреплялось никакими доказательствами, младотурки были убеждены в сговоре армян с державами Антанты. Поэтому после падения Вана османские власти начали принимать меры по искоренению армянского населения не только в шести провинциях Восточной Анатолии, но и в азиатской части Турции в целом[278].

Депортация армян проводилась совершенно открыто, в соответствии с официальными указами правительства. Первого марта 1915 года младотурецкая правящая верхушка досрочно отправила парламент на каникулы, тем самым развязав руки министру внутренних дел Талаат-паше и его соратникам, которые могли теперь принять любой закон без парламентских дебатов. Через неделю после вступления русской армии в Ван, 26 мая 1915 года, Талаат представил в Совет министров «Закон о депортации». Правительство быстро утвердило закон Талаата, который санкционировал тотальное переселение армянского населения из шести провинций Восточной Анатолии в неразглашаемые места вдали от русского фронта.

В конце мая Министерство внутренних дел издало указы для губернаторов провинций и округов за подписью Талаата с требованием начать немедленную депортацию всех армян. На центральных улицах городов и сел Восточной Анатолии были вывешены объявления, в которых местная армянская община уведомлялась о том, что в срок от трех до пяти дней должно начаться так называемое «временное переселение». Армянам рекомендовалось не брать с собой все имущество, а оставить его на хранение властям[279].

Однако наряду с этими публично объявленными мерами по принудительному переселению, младотурки распространили секретные приказы об организации массовых убийств армянских переселенцев. Эти приказы об истреблении не были зафиксированы в письменной форме, а передавались губернаторам устно либо самим их автором, членом ЦК «Единения и прогресса» Бехаэддином Шакиром, либо другими высокопоставленными членами партии. Любой губернатор, который осмеливался просить письменного подтверждения приказа или другим образом выступал против массового убийства безоружных мирных жителей, немедленно увольнялся или же сам становился жертвой. Когда один глава округа в провинции Диярбакыр потребовал письменного приказа о массовом истреблении армян в его округе, его отстранили от должности, вызвали в Диярбакыр и в пути убили[280].