Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти места из «Майн кампф» известны; менее известно, что Гитлер высказывался аналогичным образом в десятках других речей и бесед, причем вплоть до 1945 г. Мнение, что буржуазия декадентна, буржуазный общественный порядок созрел для крушения, а буржуазия стоит в конце своей исторической миссии, относится к постоянным элементам его мировоззрения, тем более что оно логически вытекает из определенных предпосылок его мышления и выражалось им независимо от особых поводов или пропагандистских соображений. Ниже следует привести лишь несколько высказываний в этом направлении.
Гитлер диагностировал «постепенный упадок нашего сегодняшнего буржуазного мира»[834] и называл буржуазный мир «явлением прошлого»[835]. В своих речах он говорил о «декадансе» и «гибели германской буржуазии»[836]; буржуазные партии для него «трупы, которые слишком плохи для жизни, но никак не могут умереть, как плохие кошки»[837]. Период буржуазного времени правления, прорицал Гитлер в своей «Второй книге» <1928 г.>, «будет во всемирной истории столь же коротким, сколь и неприлично жалким»[838]. В речи 10 октября 1928 г. он заявил, «что весь буржуазно-национальный мир обанкротился и созрел для гибели»[839], и примерно две недели спустя он сказал, что буржуазные партии становятся «все слабее и слабее и медленно умрут», они должны уйти, потому что они стали «бессильными»[840]. 9 марта 1929 г. Гитлер писал в «Иллюстрированном наблюдателе»: «Политический крах нашей германской буржуазии осуществляется в действительно блестящих формах. Никогда еще общественный класс не погибал от такой прямо-таки оргиастической глупости»[841]. В другой статье, где он высказывался по поводу соображений о предоставлении Троцкому политического убежища в Германии, Гитлер писал что германская буржуазия не заслуживает ничего иного, «кроме как чтобы еврей подпустил ей красного петуха.<…> Если Троцкий приедет в Германию, то для меня это будет лишь доказательством того, что рок неумолимо и окончательно принял решение об уничтожении и устранении одного общественного класса, чье правление ввергло Германию с высочайшей высоты в глубочайшее бедствие. Национал-социалистическое движение не опасается грядущего развития»[842]. Германская буржуазия, писал Гитлер 12 октября 1929 г. в «Иллюстрированном наблюдателе», будет устранена всем политическим развитием: «И когда-нибудь в будущем в полном объеме поймут, что это было величайшим счастьем для нашего народа!»[843] 7 декабря 1929 г. Гитлер заявил на одном из собраний: «Когда буржуазии не удалось принудить миллионы пролетариев к службе национальной мысли, она проиграла свою политическую роль и выпустила германскую судьбу из рук»[844]. 4 января 1930 г. он писал в «Иллюстрированном наблюдателе», «что политическая германская буржуазия также стала величайшим проклятием германской нации. Если бы революция 1918 года вместо князей прогнала бы к черту буржуазные партии, то германская нация могла бы в конце концов лишь искренне поблагодарить марксизм, так как для германского народа сегодня больше, чем когда-либо, действует в измененном виде римская поговорка: боже, убереги Германию от ее партийно-буржуазных друзей, со своими марксистскими врагами она уж как-нибудь справится!»[845]
28 июня 1930 г. Гитлер написал в «Иллюстрированном наблюдателе», что буржуазные партии и их люди «готовы на любую подлость», что все, «что буржуазные партии берут в руки», погибает. «Если бы большевизм не был готов уничтожить лучшую расовую элиту, а убрал бы только эту партийную шваль, то можно было бы почти поддаться соблазну и благословить его»[846]. 27 сентября 1930 г. он выдал формулировку, похожую на то, что было в «Майн кампф»: «…что германская буржуазия подошла к концу своей миссии и не способна для какой-либо иной задачи»[847].
Вагенер передает высказывание Гитлера от 1930 г., в котором тот выразил понимание того, «что большевизм просто устранил этих тварей [буржуазных либералистов. — Р. Ц.]. Ведь они не имели для человечества никакой ценности, только бремя для своего народа. Ведь и пчелы закалывают трутней, когда они ничего больше не могут сделать для пчелиного государства. Большевистский подход, стало быть, совершенно естествен»[848].
Эти и аналогичные высказывания Гитлера свидетельствуют против центрального тезиса, разрабатываемого Эрнстом Нольте в его книге «Европейская гражданская война»: согласно Нольте, угрозы и страхи, которые буржуазия чувствовала перед лицом коммунизма, были для Гитлера существенным мотивом, на основе которого можно лучше понять его действия. Конечно, Гитлер тактически ловко использовал страх буржуазии перед коммунистическим переворотом, но судьба этого класса, который он считал трусливым, слабым и прогнившим, была ему безразлична. 24 октября 1933 г. он ясно заявил, что когда выступил против коммунизма, «то не из-за 100 000 буржуа — все равно, погибнут они или нет…»[849] 14 сентября 1936 г. он повторил это мнение в заключительной речи на имперском партсъезде: «Мы когда-то защитились от коммунизма в Германии не потому, что собирались, к примеру, законсервировать или поднять буржуазный мир. Если бы коммунизм действительно думал лишь о некоторой очистке путем устранения отдельных гнилых элементов из лагеря наших так называемых верхних десяти тысяч или из лагеря наших столь же не имеющих ценности мещан, то за ним можно было бы некоторое время спокойно понаблюдать»[850].
В речи 30 января 1939 г. ясно проявляются эгалитарные моменты мышления Гитлера, и это уравнивание (которое должно было стать лишь основой для формирования новой элиты) было направлено в первую очередь против буржуазии, против когда-то господствовавших классов и их претензий на особые права и привилегии. «Этот новый отбор руководителей должен быть как общественное явление избавлен также от многочисленных предрассудков, которые я могу действительно назвать не иначе, как лживой и в глубочайшей степени бессмысленной общественной моралью. Нет ни одной позиции, которая не могла бы найти свое последнее оправдание в вытекающей из нее пользы для всего общества. Что является явно неважным для существования всего общества, не может расцениваться как мораль на службе общественного порядка. И прежде всего: народная общность мыслима только при признании законов, которые действительны для всех. То есть не должно быть так, что от кого-то ожидают или требуют следования принципам, которые в глазах других или бессмысленны, вредны, или всего