Вот и сейчас он почувствовал, как пошла волна сильного возбуждения. Тихонько подобравшись к Ане поближе, он вдруг испытал неудержимое желание схватить ее в объятия, прижать изо всех сил, любить страстно и не отпускать никогда. Настолько яростное чувство по отношению к ней охватило его, пожалуй, впервые.

Кто знает, почему? Должно быть, оттого, что много было пережито вместе за эти дни. Или потому, что силы, которых он столько растратил в последнее время, наконец восстановились? А может, из-за того, что острота происшедшего взвинтила его чувства и затопила эмоциями? Или он просто привык уже к вбросу адреналина? Как бы там ни было, его охватила безудержная страсть, от которой он даже слегка опешил. Не хватало еще наброситься на Аню! Она может испугаться и подумать черт-те что. Нельзя забывать и про ее пострадавшие плечи. И вообще с ней надо поаккуратней!

Стараясь взять чувства под контроль, Макс еще подвинулся к Ане и плотно прижался к ней со спины, а затем, проникнув под рубашку, медленно положил руку ей на талию и начал ласково гладить ее бархатную кожу легкими круговыми движениями. С линии талии его рука очень быстро сползла на бедро, вначале на его внешнюю сторону, а затем рискнула совершить краткую вылазку на внутреннюю и шмыгнула на живот. Но слишком долго она там не задержалась, а удалилась в сторону ягодиц и смело легла на них. Макс был так сконцентрирован на этом, что даже не уловил тот момент, когда Аня, проснувшись от этих ласк, стала активно принимать в них участие. Глаза ее были закрыты, но уже не потому, что она спала, а от удовольствия. На губах ее заиграла улыбка. Через некоторое время она медленно перевернулась и оказалась лицом к лицу с Максом. Тотчас их губы нашли друг друга и слились. Любовь не всегда нуждается в словах. Любой, кому взбрело бы на ум слушать под дверью, не услышал бы ровным счетом ничего, исключая, быть может, слабое шуршание постельного белья и тихие вздохи наслаждения.

Но, разумеется, никто под дверью не стоял, и вообще на всем третьем этаже, где размещались гостевые спальни, никого больше не было. А вот на первых двух этажах, напротив, разворачивалась бурная активность. На первом этаже в кухне, где уже подходило к концу приготовление блюд для обеда, который должен был начаться ровно в двенадцать, а на втором этаже – в кабинете. Серж, по случаю воскресенья, был дома, но, конечно, продолжал работать, и в тот момент, когда в спальне на третьем этаже двое любящих, насытив свое желание, откинулись на подушки, с тем чтоб мирно полежать в обнимку минут «надцать», а по периметру участка вступила на дежурство следующая смена охраны, он как раз завершил очередной, уже пятый за сегодняшнее утро, разговор по скайпу.

После этого коротко пробежался пальцами по клавиатуре и, откинувшись на спинку кресла, стал ждать. Ожидание, впрочем, не затянулось надолго. Уже через несколько минут на экране появился короткий текст. Тогда Серж наклонился вперед, и взгляд его быстро заскользил по строчкам. Закончив чтение, он вновь откинулся на спинку и тихо произнес на родном французском:

– Есть! Отлично!

После этого он поднялся из кресла и подошел к окну, из которого открывался красивый вид на Каркассон. Достав из внутреннего кармана айфон, быстро набрал номер и, когда произошло соединение, бесстрастно проговорил по-английски:

– Говорит Дюмон. Передайте всем, что задача выполнена успешно. Я получил подтверждение.

Вернувшись к столу, он снял трубку внутреннего телефона и, набрав комбинацию из двух цифр, сказал опять по-французски:

– Добрый день, месье Фабр. Как обстоят дела с обедом?

Месье Фабр не подкачал, а, напротив, был, как всегда, на высоте своей более чем лестной репутации. Даже вполне рутинные обеды он готовил с таким вкусом и такой тщательностью, как если бы предстоял официальный государственный прием в честь монарха или президента. Да это и неудивительно. Месье Фабр в свое время действительно готовил для таких приемов, ведь он служил в Елисейском дворце!

А уж когда, как сегодня, речь шла о торжественном обеде, месье Фабр отслеживал все с такой скрупулезностью, словно руководил предполетной подготовкой астронавтов. Он всегда сознавал свою ответственность, для него это было делом чести.

«Я принадлежу к тому поколению, – говаривал он, – которое еще помнит, что это такое».

Местом шеф-повара у Сержа Дюмона, которое занимал уже без малого десять лет, он чрезвычайно дорожил. Не только и, быть может, даже не столько из-за высокого жалованья, сколько из соображений престижа. Кроме того, очень скоро выяснилось, что кулинарные вкусы и пристрастия Сержа и месье Фабра весьма близки, а в большинстве случаев даже совпадают. Старомодные, как считалось, взгляды и изысканные манеры Сержа пришлись ему исключительно по душе, равно как и Сержу – поварское искусство месье Фабра. В силу всех этих причин они прониклись друг к другу подчеркнутым уважением, а шеф-повар к своему работодателю даже пиететом.

Сегодня шеф был требователен сверх обычного, почти что до занудства, и это почувствовал весь персонал. Еще бы! Месье Дюмон вызвал его специально из Невшателя, попросив захватить себе в помощь того, кого он сам сочтет нужным. Месье Фабр взял с собой двух своих лучших ассистентов и прибыл в Женеву, откуда все трое летели в Каркассон вместе с самим месье Дюмоном. Мало того, месье Дюмон за последние три часа два раза лично звонил на кухню, чтобы справиться, как идет дело, из чего шеф резонно заключил, что этот обед для него особенно важен.

«Не надо переплевывать себя, – любил повторять месье Фабр, – и быть выше собственной достойной репутации. Надо просто точно ей соответствовать».

И он соответствовал.

Нет, стол не ломился, никоим образом! В этом не было никакой нужды. Во-первых, устраивать, как говорил Серж, «лукулловы пиры», изображая из себя римского патриция периода упадка империи, он находил безвкусным и просто пошлым. О чем-то подобном позволительно мечтать тому, кто долго голодал или вообще жил впроголодь. Во-вторых, это нелепо с чисто прагматической точки зрения: и потому что это пускание денег на ветер и потому что в переедании нет ничего, кроме вреда. И наконец, в-третьих, поскольку количество обедающих ограничивалось тремя персонами: самим хозяином и двумя гостями дома, Анной и Максимилианом. Именно так назвал их месье Фабр, который счел своим долгом лично явиться в столовую, чтобы поприветствовать собравшихся за столом и пожелать им приятного аппетита и времяпровождения.

Макс, услышав такое обращение, чуть не прыснул, вспомнив, как он почти так же торжественно и очень похоже отрекомендовался Бертрану.

Он, однако же, сумел удержаться и сохранить серьезную мину, памятуя о том, что в чужой монастырь со своим уставом не суются. Поэтому так же церемонно поприветствовал шеф-повара и поблагодарил его.

Но эта формальная благодарность очень скоро сменилась вполне искренней, после того как он распробовал то, что было приготовлено под руководством месье Фабра. Вот тогда-то уж Макс проникся к нему уважением. Поэтому его уже не удивило сообщение Сержа о том, где месье Фабр служил прежде.