голова. Я закрыл глаза и прижался щекой к мокрым отцовским волосам. Воздух и вода были одинаково теплыми. И то, что мы не парили в воздухе, как большие чайки «Мартыны», а плыли, я осознавал только в те мгновения, когда легкая волна, рожденная от движения отцовских рук, нежно перекатывалась по моим плечам…

"Казан новый"

Когда отец входил в воду со спокойно опущенными руками и чуть вскинутым подбородком, потому что смотрел всегда прямо перед собой куда-то за горизонт, я пугался. На моих глазах он исчезал среди волн и становился невидимым. Всякий раз я боялся (и боюсь до сих пор!), что море оставит его себе. Отец никогда не устает от плавания, не зябнет, не боится большой волны. Погружаясь в море, он становится как бы его частью.

Зато Стоян всякий раз перед купанием устраивает целое представление.

Если ночь с рыбаками или знакомыми курортниками (вернее курортницами) проходила благополучно, то, насильно поднятый отцом после короткого сна, он тащился за нами, досыпая на ходу. На берегу Стоян дожидался пока отец расстелет покрывало и падал на него столбиком, выставляя перед собой руки у самой земли. Пугающее зрелище!

Приземлившись, он сразу же засыпал. Проснувшись, Стоян окидывал взглядом берег и, если в пределах видимости оказывались какие-нибудь юные особы женского пола, бодро вскакивал на ноги. Теперь он всячески старался привлечь к себе внимание загорающих девиц, неподвижно лежащих на песке, как связка сушеных бычков, перевитая цветными шнурками.

Если его возгласы не пробуждали их к жизни, Стоян принимался за меня. А на мой визг, по словам папы, даже рыбы из воды высовываются.

Убедившись, что будущие жертвы его неотразимых чар восстали из дремотного забытья и глядят на него во все глаза, мой мучитель невозмутимо швырял меня на песок, как котенка. Картинно подойдя к воде, он жеманно пробовал ее то одной, то другой ногой, искоса поглядывая по сторонам глазами опытного лицедея. Потом внезапно устремлялся на глубину со скоростью скутера, оставляя за собой такой же лучеподобный пенистый след.

Одолев таким манером прибережное мелководье, Стоян делал взмах руками и уходил в видимую даль стилем «дельфин». Теперь на берегу не оставалось никого, кто бы ни провожал его взглядом. Пляжные дивы, толстые матроны, пузатые дядьки, поджарые подростки и даже мелкие бело-розовые дети — все глядели ему вслед. Кто с восхищением, кто с любопытством, а кто и с откровенной завистью.

Что же касается отца, то передать словами, что выражало его лицо, я не берусь. Могу только сказать, что именно так отец смотрел на меня, когда я возился на песке с другими детьми.

В других случаях, принимая участие в местных разборках «исключительно как миротворец», Стоян возвращался с опухшим глазом или разбитой губой. Но главное — в отвратительном настроении. В такие дни он являлся на пляж к полудню, когда папа пытался уволочь меня на обед. Мрачно швырнув под зонт полотенце и перекинувшись с отцом несколькими фразами, Стоян угрюмо, просто-таки обреченно опустив иссиня черную кудрявую голову, добредал до второго меляка и нырял. Уже зная и этот его фокус, я все равно замирал от страха, потому что ожидание, когда он вынырнет, было невыносимо долгим. Нервничал даже отец.

Вынырнув, Стоян переворачивался на спину и качался на волнах, как надувной матрац. Потом саженками плыл к берегу.

Отец к тому времени собирал все наши вещи и произносил, обращаясь к Стояну, странную фразу:

— Ну, пойдем, «казан новый»!

Так, по крайней мере, мне тогда казалось, потому что о Джованни Казанове я узнал много позже.

Ласточки играют

Ласточки, мелко дрожа крыльями, кружили над морем маленькой стайкой.

Вдруг я увидел, как одна из них выронила из клюва что-то белое. Я пожалел ее и подумал, что это пропал птичкин обед. Но ласточка, помедлив немного, ринулась вниз и подхватила добычу у самой воды. Не успел я порадоваться за нее, как «обед» снова выпал из ее клюва. Теперь она не стала медлить и подхватила его, едва он стал плавно улетать от нее.

Да! Не падать, а улетать!

Я не сразу разглядел и поверил, что это просто белый пушок.

В третий раз пушок стал добычей другой ласточки, которая выпустила его из клюва спустя несколько секунд и умчалась без оглядки куда-то вдоль берега.

Тогда в игру включилась третья подруга и завладела игрушкой надолго. Ее окружило несколько птичек, каждая из которых пыталась перехватить пушок первой.

Потом совсем близко от них с гордым и независимым видом пронесла свое тяжелое тело большая чайка «Мартын».

Ласточки разлетелись, а пушок плавно опустился на воду.

— Па, — сказал я. — Птички играют в мяч пушком.

— Что-что? — переспросил он, отрываясь от книги.

Но тут я увидел мальчика, который нес рыбку в прозрачном пакете с водой,

побежал за ним и унес с собой свое тайное знание.

Барашки

Штормило. Дул «нерыбный» северный ветер. Искупавшись, мы сохли на берегу. Я сидел на киле перевернутой лодки. Стоян — подо мной, свесив ноги с обрывчика.

Волны набегали одна на другую, «вскипали» на отмелях белой пеной — «барашками».

Мокрая голова Стояна была в тугих смоляных колечках. Моя тоже, только в светлых.

Сзади подошел отец и положил ладони на наши макушки:

— Барашки мои…

А самыми первыми были «барашеньки — крутороженьки»…

Как будто нырнул в глубину слова.

ПО МАТЕРИКАМ И ОКЕАНАМ

Маленькое оконце в прошлое. Одно из первых.

Стоян расстилает на полу «Дома у моря» что-то сине-зелено-желтое, похожее на ковер. Потом берет меня под живот как щенка и, наклонившись, опускает на ЭТО.

— Плыви, пират, — хохочет он. — Покоряй материки и океаны.

Позже узнаю: «ЭТО» — карта полушарий.

ЦВЕТЫ МОРЯ

В тот год в Азовское море попало много соленой воды через Керченский пролив, и его внезапно заполнили бесчисленные стайки медуз всех размеров.

Когда я отправился в очередное плавание на папиной спине, он сказал:

— Юлик, сегодня в море много морских цветов. Они прозрачные и нежные.

Не бери их в руки и не делай резких движений, если они к тебе подплывут.

Не пугай их.

Потому я относился к медузам с любопытством и осторожностью, когда наблюдал за их танцами в воде, и с жалостью и сочувствием, если видел, как, выброшенные водой на берег, они лежали на песке бесформенной студенистой массой.

Почти все взрослые и дети брезгливо обходили высыхающие на солнце морские цветы. Были и такие, кто засыпал их песком.

Ну, а