Хранитель облегченно улыбнулся.

– Испугалась, каменюка.

Испуганная или нет, но каменюка приподняла кокон, немного покружила его в воздухе и плавно поставила на землю.

Соня открыла глаза, льдисто-синие.

– Хайре, малый!

От Сониного голоса не осталось и следа, лишь мутная вязь безликих звуков. Если закрыть глаза, и не определишь, кто говорит.

Только Эреба не удивила ни трансформация, ни странное приветствие.

– Хайре, патир! – в тон ответил Хранитель.

– О! Неужели, я слышу лёгкий намёк на уважение?

Второй раз Эреб ответить не успел, Нокс опередила. Очень резким и злым шипением.

В Сонином голосе (хотя вряд ли это был хоть в малейшей степени её голос) наметился явный сарказм.

– Смотри-ка, и серая здесь.

Эреб не намерен был терпеть подобный тон.

– Что тебе нужно?

– Да так, думал поздороваться…

– Поздоровался, молодец, даже приветствие древнее вспомнил. Дальше что?

По идеально-гладкой поверхности Окуляра пошла рваная рябь.

– Не забывай, с кем разговариваешь!

– И рад бы забыть.

– Ты особо-то не радуйся, нечему.

– Нечему? – Эреб, казалось, совершенно искренне недоумевал. – Первичная ветвь пророчеств восстановлена, с девочкой всё в порядке. Как тут не радоваться-то?

– А ты стал неожиданно сентиментален. И глуп.

На лице комтура появилось несвойственное ему выражение: Макс удивился. Никогда, ни от кого он не слышал слово «глупый» в адрес Эреба.

Соня продолжала:

– Вот мне интересно, когда это первичные пророчества были без развилок? Девчонке не место здесь. И если бы ты не вмешался, всё бы уже благополучно разрешилось. Кровь свою пожалел? Тряпка.

– Кровь свою? – переспросил Тим. – О чем она… он… да что бы то ни было… оно говорит? Что имеет в виду?

– Не сейчас! – Эреб отмахнулся от Тима, как от назойливого комара.

Хранитель в упор смотрел на чашу. Странно это выглядело со стороны: вроде разговаривает с девушкой, а вроде и с чашей.

– Где «здесь»? Ты же сам притащил её с Изначального уровня, сам всё это устроил. А теперь говоришь «не место»?

– Я её не тащил.

– Рассказывай кому-нибудь другому. Вон, хоть этим, – Эреб махнул в сторону Макса с Тимохой. – Они ещё маленькие, в сказки верят.

– Не тащил же. Сама она. Наследственность у неё дурная, – Сонины губы искорёжило улыбкой. – Исход один подправил – было дело. Но исключительно из благих побуждений.

– Как скажешь. Что с «не место»?

– Не надо прикидываться дурнее, чем ты есть. Всё ты сразу отлично понял. Девочка твоя своё дело сделала, всё. Теперь она лишняя. Впрочем, ты так за неё боролся! Натуральный лев! Вот и разбирайся теперь сам.

Соня начала медленно закрывать глаза. Под опускающимися веками постепенно гасло голубое сияние.

– Постой! – Эреб невольно дернулся, попытался схватить Соню за руку.

Глаза широко распахнулись. Руки взметнулись вверх. Волосы взлетели вороновым крылом. На кончиках пальцев затрещали голубые искры.

– Не смей ко мне прикасаться!

– Извини, патир. Где развилка?

Соня засмеялась. И это было страшно.

В детстве, когда мама читала сказку про Кая и Герду, Тимоха именно так себе представлял смех Снежной королевы. Он обжигает тебя холодом, колет льдинками изнутри. А сейчас так смеялась его сестрёнка.

Прекратила.

– Развилку вы уже прошли.

– Это я понял, – Эреб очень старался не выдать раздражения. – Где текст развилки?

– Ну, – древняя сущность вовсю наслаждалась происходящим, – это же у вас есть ноги, чтобы дойти, руки, чтобы взять, глаза, чтобы прочитать. Вам виднее, где он.

Макс готов был ответить, когда почувствовал острые коготки, медленно впивающиеся в ногу.

– Я понял, – тихо прошептал комтур.

Когти втянулись в мягкие подушечки.

– Мы прямо сейчас пойдем, возьмем и прочитаем, – Эреб прямо лучился добродушием. – Ты только скажи, в какую сторону идти.

– У беглеца вашего парализованного спрашивайте.

Все одновременно повернулись к Грею, но судя по панике в серых глазах, спрашивать его бесполезно: он абсолютно не понимал, что имеет в виду Окуляр.

Эреб хотел уточнить, но было поздно. Соня лежала на земле тряпичной куклой. Ни искр, ни сияния. Голубая гладь Окуляра потемнела и застыла безжизненным зеркалом.

* * *

Всех опередил Тим. Он упал на колени рядом с сестрой, приподнял её, прижал к груди, принялся убаюкивать.

– Он бросил в меня нож.

Наконец-то! Настоящий Сонин голос. Пусть слабый, пусть хриплый, но настоящий!

– Систер!

Тимоха изо всех сил сжал Соню.

– Ну-ну, отпусти её, раздавишь ведь, – проворчал Эреб.

– Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? – беспокоился комтур, который вполне мог сойти за заботливую тётушку.

– Он бросил в меня нож.

Соня с надеждой переводила взгляд с одного на другого. Она словно просила: «Ну же! Скажите, что это не так! Что мне всё привиделось». Все прятали глаза. Что ей ответить? Как объяснить? Ситуацию спасла Нокс. Она запрыгнула к девушке на колени, уютно свернулась калачиком. Серая гордячка? Как бы не так! Ласковая пушистая кошечка, урчащая на все лады.

– Как ты, маленькая? – послышалось слабое из-за спин.

Соня заплакала, уткнувшись в мягкую шерстку Нокс.

Макс сорвался с места.

Никто не успевал следить за происходящим. Набор сменяющих друг друга картинок. Грей лежит на земле. Вжжжик. Макс вороном нависает над ним. Вжжжик. Грей безвольной тряпкой болтается в руках комтура. Вжжжик.

– Он же тебе не нужен больше, Эреб, правда? Он больше никому не нужен.

Вжжжик. Макс медленно бьет Грея в нос. Ещё удар. Ещё. Вжжжик. Бывший воспитанник потерял сознание.

– Хватит! – Соня не заметила, как сбросила Нокс с колен, как подскочила. – Хватит, Макс, пожалуйста! Он должен мне всё объяснить. Пожалуйста!

Кулак замер. Комтур шумно выдохнул и всё-таки ударил ещё раз. Отпустил ослабевшее тело. Грей свалился бесформенной грудой. Хотя ему не привыкать: во дворе у Эреба он валялся точно так же.

– Спасибо, – слабо, на выдохе прошептала Соня.

Макс почувствовал на плече руку Эреба.

– Давай-давай, отходи от него. Девочка права, с ним надо поговорить.