очень правдоподобным, и я вдруг поняла, что становлюсь той девочкой, которая когда-то ничего не знала о волшебных существах и семейных секретах. И мне очень хотелось представить, пусть и всего на одну ночь, что окружающий меня мир настолько нормальный, насколько это вообще возможно.

Но я уже не была ни той девятилетней девочкой, ни тем человеком, которым оказалась сразу после смерти отца. Я стала жестче, видела яснее. Мой мир не был нормальным и никогда таким не станет. Повсюду открывались новые секреты. В любом дверном проеме, за каждым лицом таились невидимые сны и кошмары, и некоторым – самым странным из них – однажды могла понадобиться моя помощь. Теперь у меня были обязательства: не терять бдительности, стараться четко видеть мир, пытаться понять как можно больше.

Дверь открылась, и на пороге появился улыбающийся Дэвид.

– Дети! – крикнул он через плечо. – Маржан пришла!

Он завел меня внутрь. На лестнице послышалась возня, а потом с нее обрушились Рэмси и Коул. Нельзя было разобрать ничего, кроме большой кучи коленей, локтей и светло-ореховых волос. В последний раз я видела обоих пару лет назад.

– Им восемь и шесть, так? – спросила я.

– Уже девять и семь, представляешь? – ответил Дэвид.

Они стали выше ростом, в обоих четче проявились особенные, свойственные только им черты. Рэмси казался задумчивым, почти угрюмым, а взъерошенный Коул кипел необузданной энергией. Теперь они больше походили на людей, которыми в конце концов станут, но все же пока оставались детьми. В этом не было никаких сомнений, особенно когда Коул, подбежав, взял меня за руку, а Рэмси схватил за ногу.

– Ты всегда была их любимой няней, – улыбнулся Дэвид. – Заходи.

Внутри было чисто, светло и тепло. На столике у двери стояла ваза с букетом цветов. Дэвид взял у меня куртку и повесил ее на вешалку.

– Садитесь, садитесь, – сказал он, подводя нас к дивану в гостиной – тому самому, на котором я обычно спала. – Я принесу тебе что-нибудь попить.

– Уже иду, – донесся голос Элизабет из кухни.

Над камином висели фотографии: Дэвид и Элизабет в день свадьбы; измученная Элизабет в больничной рубашке, баюкающая малыша Рэмси; Дэвид, держащий маленького Коула, и Рэмси, сидящий на коленях у Элизабет; братья, ползающие по камням на берегу огромного водоема в солнечный день. Рядом с фотографиями лежали всякие безделушки: отполированная морская раковина, уменьшенная модель винтажного «Порше», изысканно украшенная латунная фляжка с пробкой. Все было в точности таким, как мне помнилось.

Дэвид вернулся с двумя высокими стаканами воды и миской орехов. Рэмси и Коул устроились в углу, занятые какой-то карточной игрой с яркими рисунками и непостижимыми правилами.

– Ты сейчас совсем другая, Маржан, – заметил Дэвид. – Кажешься уверенной в себе, как будто готова ко всему на свете.

– Не знаю, – ответила я. – Но, думаю, я готова сделать следующий шаг.

– И каким же он будет?

– Трудно объяснить, – произнесла я.

Я уже придумала план и решила, что обязательно продолжу семейное дело, но поступать буду по-своему и не стану следовать примеру отца.

Мы не могли больше оставаться ветеринарной клиникой – следовало превратиться в более свободную и гибкую организацию. Я собиралась обратиться за помощью к доктору Батисту и договориться с доктором Пи о возможности арендовать при необходимости процедурный кабинет. Помимо этого, я хотела подписать контракт с Мэллорин – никогда не знаешь, когда понадобятся услуги ведьмы. Можно было бы даже подключить Эзру: она обладала полезными навыками.

По моим расчетам, денег доктора Полсон должно было хватить, чтобы покрыть расходы на год. Год обещал быть суматошным, но меня это не пугало, ведь посреди хаоса я и выросла. За это, наверное, стоило поблагодарить папу.

И конечно, мне нужно было окончить школу.

Мы расселись, и я стала наблюдать за мальчишками, которые, углубившись в карточную игру, перестали обращать внимание на весь остальной мир. В этот момент из кухни вышла Элизабет. На ней был зеленый фартук, рукава она закатала до локтей, а светлые волосы собрала в практичный конский хвост.

– Уже почти время ужина, – сообщила она, а затем повернулась к мальчикам. – Заканчивайте игру и идите умойтесь.

Братья не послушались, поэтому Элизабет тут же пересекла комнату и забрала у них карты.

– После ужина, – отрезала она, пресекая протесты. Затем она улыбнулась мне: – Я наслышана о твоих приключениях.

– Ты… э-э-э… правда? – пробормотала я.

– Думаю, ты замечательно поступила, – продолжила Элизабет.

– Да?

На долгое, головокружительное мгновение я задумалась, пытаясь понять, что ей известно и чем именно, по ее мнению, я занималась.

– Клиника много значила для твоего отца, – произнесла она. – Он бы очень гордился тобой, ведь ты ее сохранила.

Коул прошел между нами, совершенно не обращая внимания на наш разговор, и показал мне свои карты. На одной был изображен дышащий огнем дракон, а на другой – замок с жутковато светящимися окнами.

– Неплохой набор, – одобрила я.

Он удовлетворенно кивнул и потопал прочь.

– Я запекла баранину, – объявила Элизабет, возвращаясь на кухню. – Надеюсь, ты не против.

Словно по команде из кухни донесся волшебный теплый запах чеснока и зелени, а также насыщенный аромат баранины. Меня подергали за футболку. Я посмотрела вниз, встретившись взглядом с большими карими глазами Рэмси – такими же, как у его отца. Он помахал мне рукой.

– Привет, Маржан, – поздоровался он.

– Привет, Рэмси, – ответила я. – Ты в каком сейчас классе?

Он показал три пальца и ухмыльнулся, демонстрируя выпавший зуб.

– Но на математику Рэмси ходит с четвероклассниками, – похвастался Дэвид. – Он умный пацан. Правда, приятель?

Рэмси, внезапно застеснявшись, смущенно пожал плечами и улизнул мыть руки к ужину.

– Они так выросли, – сказала я.

– Неделю назад были совсем малышами, – согласился Дэвид. – Это все словно не по-настоящему.

Он поднялся со стула, взял стакан с водой и повел меня в столовую. Мы расселись вокруг стола: Дэвид устроился во главе, а Рэмси и Коул – в дальнем конце, друг напротив друга. На белом сервировочном блюде поблескивала соком перевязанная шпагатом баранина. В глубокой миске лежала горка картофельного пюре с маслом, рядом стоял керамический горшочек с тушеной капустой, посыпанной кусочками поджаренного чеснока. Для детей были макароны с сыром и чесночные тосты в плетеной корзинке.

Дэвид взял разделочные принадлежности и начал нарезать мясо. В мою тарелку положили кусок баранины и порцию картофельного пюре. Элизабет раздала детям миски макарон с сыром, и они с ликованием набросились на них.

– Любимое блюдо Коула, – объяснила она, на что Рэмси с гордостью добавил:

– А мне нравится пицца.

Баранина была приготовлена прекрасно – розовая, нежная и сочная. Пюре получилось мягким и густым. Капуста в моей тарелке блестела.

– Что ж, – сказала Элизабет, – приятного аппетита.

Я вонзила нож в баранину. Всего на секунду лезвие застряло, и мясо показалось жестким, как старая кожа. Мгновение спустя оно поддалось, и нож прошел сквозь него, как будто это было теплое масло. Из того места, куда пришелся надрез, поднялся столб пахнущего розмарином пара. У меня потекли слюнки, но, когда я поднесла вилку к губам, пьянящий аромат сменился совсем другим – отвратительным запахом сырости и гниения. Не успела я толком его ощутить, как он исчез, но желудок уже скрутило. Я с громким стуком опустила вилку на стол.

Все остальные посмотрели на меня.

– Все в порядке? – спросил Дэвид.

– Простите, – пробормотала я.

Дэвид и Элизабет, обеспокоенные и смущенные, обменялись взглядами.

– Что-то не так… с едой? – отважилась спросить Элизабет смиренным, уязвленным голосом.

– Нет, – соврала я. – Она замечательная, я уверена.

Я выдавила улыбку, пару раз откашлялась, глубоко вдохнула, пытаясь успокоить желудок, и посмотрела на тарелку. Еда по-прежнему выглядела великолепно – за последние недели ничего лучше есть мне не приходилось. Казалось бы, можно забыть о неприятном запахе, но что-то все же было не так.

Я отодвинула стул и встала из-за стола.

– Мне просто нужно немного воздуха.

Я быстро вышла из столовой, вернулась в гостиную и остановилась там, глубоко дыша.

Мгновение спустя появился Дэвид со стаканом воды в руке.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Сейчас все будет хорошо, – сказала я.

Оказавшись вдали от еды, я и правда почувствовала себя лучше. Еще пара минут, и, возможно, это ощущение пройдет окончательно.

Я чувствовала, что Дэвид стоит рядом, его тень тяжело маячила на краю зрения. Мне было очень стыдно смотреть на него, и я совсем растерялась, не зная, куда деть глаза. Мой взгляд упал на старую металлическую флягу на каминной полке.

– Ты передумала? – спросил Дэвид, казалось, откуда-то издалека. – Ничего, ты все равно еще ничего не подписала.

– Я не передумала, – уверила я его.

– Тебе сейчас страшно, я знаю, – сказал Дэвид. – Все меняется. Кажется, что нет никакой определенности. Трудно понять, правильный ли ты делаешь выбор.

– Правда? – спросила я, все еще не глядя на него.

А это ли меня на самом деле беспокоило?

– Тебе нужно вроде как заставить себя поверить,