опять поднял оружие на уровень глаз.

– Из-за этого ты разрушила все? – спросил он.

– Я думаю, он пытался вас остановить, и вы его убили.

– У твоего отца были такие проблемы, что он уж точно никого не смог бы остановить, – сказал Горацио.

Они с мантикорой кружили в медленном, выверенном танце, где один партнер наступал, а второй старался уклониться. Горацио встал так, чтобы между ним и существом оказался большой стол, но мантикора отодвинула его в сторону мощным взмахом хвоста.

– Твой отец говорил, что ему не нравится брать мои деньги, – Горацио бросил на меня быстрый взгляд. – И все же он продолжал их принимать.

Мантикора снова сделала выпад хвостом. Горацио был настороже и легко отпрыгнул в сторону, затем прицелился в нее и положил палец на спусковой крючок.

– Почему я должна вам верить? – спросила я.

Горацио на мгновение растерялся. Он убрал палец и раздраженно нахмурился.

– Мне наплевать, чему ты веришь, – бросил он.

Мантикора снова атаковала. На этот раз Горацио поднял винтовку и выстрелил. Пуля попала мантикоре в бок, оставив аккуратное ровное отверстие, из которого через мгновение начала сочиться кровь. Тело зверя напряглось, он издал звук, напомнивший воркование, но выражение лица осталось неизменным.

– Глянь-ка, – сказал Горацио с мрачным восторгом. – Я ее подстрелил.

А потом мантикора бросилась на него.

Винтовка с грохотом пролетела по комнате, и зверь легко прижал мужчину к полу, удерживая лапами его руки. Хвост мантикоры поднялся вверх, кончик завис у Горацио над головой.

– Помоги, – прохрипел он.

– Не знаю, смогу ли, – ответила я.

Мантикора вытянула шею, оказавшись с Горацио лицом к лицу. Из дальнего конца коридора донесся звук приближающегося пожара.

– Пожалуйста.

Его голос стал нетвердым, в нем послышались слезы. Губы Горацио задрожали, и он попытался отпрянуть, но мантикора держала его крепко. Ее глаза светились чистым голодом, а маленький рот, не выражающий никаких эмоций, блестел от слюны.

– Пожалуйста, – повторил Горацио.

Мантикора отвела хвост назад, собираясь нанести удар. Я почувствовала, как внутри меня разрастается пустота, вытесняя ужас, отвращение, страх. В самом ее центре – пульсирующий катализатор, который напоминает все ужасные поступки, совершенные в моей жизни, и это ее глубочайшая истина.

Чего-то не хватает.

– Стой, – сказала я.

К моему удивлению, мантикора замерла.

Горацио засмеялся нервно и с благодарностью, как будто повредился умом. Смех быстро перешел в надрывный кашель. Огонь все приближался, и дым теперь стал гуще. Мантикора по-прежнему крепко держала Горацио, наблюдая за ним. Ее лицо все так же ничего не выражало и казалось смертельной маской.

– Вот так, Маржан, – проговорил он, отдышавшись. – А теперь скажи ей, чтобы она отпустила меня. Скажи…

– Нет, – оборвала я.

– Нет? – переспросил он.

– Объясните мне почему.

– Что «почему»? – спросил он.

– Почему вы его убили?

Его лицо помрачнело.

– Маржан, – сказал он. – Я этого не делал.

– Вы лжете.

– Я не убивал твоего отца, – повторил Горацио. – Он был мне нужен живым. Останови ее.

Мантикора, скучающая и голодная, заскребла лапами по его горлу. Тонкая струйка слюны потекла у нее изо рта.

– Я вам не верю, – сказала я.

– Это правда, – проговорил он дрожащим голосом. – Я мог похитить его, но убивать бы не стал. Твой отец был слишком важен. Вы с ним понимали этих существ как никто другой. Он был нам нужен. Пожалуйста, отпусти меня. Прошу, скажи ей, чтобы она меня освободила.

Его слова заглушил приступ кашля. Жар в комнате стоял удушающий, беспощадный. Я тоже начала задыхаться, глаза защипало. Шум огня звучал так, словно какое-то гигантское животное вдыхало и выдыхало, вдыхало и выдыхало.

– Нам нужно убираться отсюда, Маржан, – снова подал голос Горацио. – Скажи ей, чтобы она отпустила меня. Клянусь, я не убивал твоего отца.

Горацио выглядел жалким, беспомощным и совсем маленьким. Я наблюдала, как он корчится, и чувствовала себя чудовищем.

– Отпусти его, – сказала я.

Глаза мантикоры сузились, и очень долго она не двигалась, показывая свое упрямство. Затем зверь с неохотой отпустил Горацио, убирая лапы поочередно. В последнюю очередь мантикора отвела назад хвост. Мужчина сел, встряхнул руками и глубоко вздохнул.

– Спасибо тебе, Маржан.

Затем он рванулся за винтовкой и направил ее на меня.

– Я не убивал твоего отца, – повторил он. – Но будь я проклят, если ты выйдешь отсюда живой.

Мантикора двигалась со скоростью молнии. Раздался выстрел, но пуля пролетела мимо и с глухим стуком ударилась о стену. Винтовка, разбитая вдребезги, упала на землю. Горацио, оглушенный, упал на колени, схватившись за плечо. В коридоре ревел огонь.

Горацио перевел взгляд с мантикоры на меня, смотря печально и озадаченно. Возможно, я еще могла спасти его, закинуть руку Горацио на плечо и кое-как выйти с ним за дверь. Дым уже просачивался в кабинет густыми струйками, которые затем начинали стелиться по потолку. Жара становилась невыносимой. Я понимала, что надо выбраться из комнаты, выбежать наружу, на свежий воздух, спасая свою жизнь.

– Помоги, – слабым голосом умолял Горацио.

Я могла вмешаться и оттащить его в безопасное место, и тогда он будет обязан мне жизнью. Возможно, в будущем это поможет. Однако в тот момент я поняла одно: мне все равно, что случится с Горацио Прендергастом, даже если мантикора сожрет его целиком, вместе с костями. Он собирался уничтожить миллионы людей и хотел убить единорога.

Мантикора начала раскрывать пасть, ужасная улыбка, несущая смерть, разрезала чистый холст ее лица.

Горацио закричал. В ту секунду я поняла, что он сказал мне правду.

Он не убивал моего отца, но это было неважно.

Чего-то не хватает.

Я отвернулась и увидела маленькую фигурку, стоящую в дверном проеме: она не обращала внимания ни на приближающийся огонь, ни на все ужасы, разворачивающиеся за моим плечом. Это был Стёрджес. Я понятия не имела, как долго он там простоял.

Челюсть мантикоры захлопнулась, и крик Горацио стал походить на рев пламени. Я порадовалась, что отвернулась, и закрыла Стёрджесу глаза рукой. Коснувшись его, я увидела маленького мальчика, которым когда-то был Горацио, – любопытного, невероятно умного, ранимого. Из угла той самой спальни, которую он сохранил в подземелье, было видно, как над ним издевались, причиняли боль, использовали в своих интересах. Комнату переместили, запрятали ее в глубине подземелья, и я почувствовала, как мир внезапно почему-то стал совсем маленьким и темным. В одиночестве проходили долгие годы, Горацио по ту сторону стекла отдалялся все больше и больше. Его мучила лихорадочная мечта собрать всех этих существ. А они меняли, искажали его. Любовь Горацио превращалась в жалость, недоверие и отвращение, а надежда сменилась печалью. Аккуратно, но решительно Стёрджес убрал мою руку с глаз.

Я проскользнула мимо него в коридор.

– Нам пора, – сказала я гному. Слова оцарапали мне горло.

Стёрджес бросил на меня быстрый взгляд, затем снова повернулся к дверному проему. Больше объяснений мне не потребовалось. Я оставила его и пошла прочь по коридору, сорвавшись потом на бег. Крики Горацио поглотил рев огня.

Когда я вышла, то увидела, что Мэллорин и Грейс все еще ждут снаружи, и ощутила благодарность, посмотрев на них.

Одновременно с этим я чувствовала себя чудовищем. Только что человек умер ужасной смертью: возможно, я смогла бы это предотвратить, но так ничего и не сделала. Несмотря на все, меня охватило одно лишь разочарование. Я ошиблась: Горацио, как и Феллы, не убивал моего отца. Но кто же тогда это сделал? У меня не оставалось ничего – ни зацепок, ни идей.

Какое-то время мы втроем стояли, наблюдая за огнем.

– Что с доктором Батистом? – спросила я.

– Он ушел, – сообщила Мэллорин. – Отправился искать свою машину. Мы сказали ему, что подождем тебя.

Это было невероятным поступком – то, что они ждали меня, не зная, жива я или мертва, не зная, выберусь ли я из этого пламени.

– Нужно убираться отсюда, – сказала Грейс.

Глава 32. Последствия

На стойке регистрации зазвонил телефон. Скорее всего, это был обычный, заурядный клиент, такой же, как и всегда. Тем не менее я прислушалась, желая убедиться, что все в порядке.

В первой смотровой доктор Пи занималась попугаем с какой-то грибковой инфекцией на клюве. За последнюю неделю к нам поступило больше птиц, чем обычно. Понятия не имею, значило ли это что-то, но доктор Пи была в восторге.

В процедурном кабинете удаляли гонады у молодого бигля. Можно было приложить ухо к стене кабинета и услышать знакомый отрывистый голос доктора Батиста. Он всегда во время операций говорил требовательно, но спокойно и приглушенно бормотал односложные команды в ритме стаккато.

Я вышла из кабинета, прошла через вестибюль мимо мисс Кокран и ее полосатого кота,