ответ я промолчал. Несмотря на траур, Адела являлась в мою спальню каждую ночь. Обычно она приходила, когда все прочие уже спали, но до утра никогда не оставалась, предпочитая возвращаться в свои покои, когда наши игры заканчивались. Любовницей она была ненасытной и требовала от меня столь многого, что я пребывал в постоянном изнеможении.

– Вы его любили? – спросил я.

– Кого? – прозвучало вместо ответа.

– Вашего мужа, конечно.

– Нет, разумеется, нет, – засмеялась она. – До чего же ты наивен. Короли и королевы не вступают в брак по любви. Но он был довольно хорошим человеком, на свой лад. Получше многих прочих властелинов. Спору нет, он был идиотом, но среди рожденных править это далеко не редкость.

Должно быть, я ахнул от столь безжалостной честности, потому что она вопросительно взглянула на меня.

– Воссев на троне, счастлив он не был никогда, – пояснила она тоном нянюшки, разговаривающей с ребенком. – Короли всегда несчастливы, ты разве не замечал? Стоит принцу взойти на отцовский трон, как он тут же хватается за карту мира и спрашивает себя, какие страны он хочет завоевать, – все чтобы доказать, насколько он лучше, чем тот, кто произвел его на свет. Мой муж положил глаз на Англию, ты не знал? Английского короля он считал узурпатором, но они все узурпаторы, если внимательно изучить их родословные. Даже я могла бы разъяснить ему, что завоевать островное государство куда сложнее, чем завоевать страну, окруженную со всех сторон сушей. На самом деле однажды я так и сказала мужу, но он только рассмеялся в ответ и велел мне сосредоточиться на шитье. Собственно, если бы моего супруга не прибили на алтаре в Оденсе[91], рано или поздно он все равно погиб бы на каком-нибудь английском поле боя. Это был лишь вопрос времени. Хотя я надеялась, что он не пойдет на поводу у своей дурости, пока наш сын не повзрослеет настолько, чтобы стать правителем. А теперь гляньте на нас, – со вздохом добавила она, указывая на пустынную дорогу, уходившую вдаль.

– А вы? – спросил я. – Когда мы прибудем во Фландрию, как вы поступите? Останетесь в Генте? Удалитесь в монастырь?

Хохоча, она погладила меня по предплечью с такой нежностью, что мужчины, ехавшие позади нас, воочию убедились в нашей с ней близости.

– О-о, я рада, что ты с нами, глупенький ты мой, – сказала она. – Умеешь ты меня рассмешить. Неужели я похожа на женщину, рожденную для того, чтобы надеть черную вуаль?

– Пожалуй, нет, – ответил я. – Наверное, нет.

– Я пока не решила, что мне делать дальше, – продолжила она. – Закрепить за моим сыном трон – моя важнейшая обязанность, но в одиночку мне с этим не управиться. Придется написать моим европейским союзникам. С половиной из них я состою в родстве, а значит, хотя бы один из этой компании придет мне на помощь. Мысль о том, что братоубийца Олаф усядется на украденный трон, меня бесит, да и прочие самодержцы от него не в восторге. Если меня вынудят, вернусь в Данию и всажу меч в его сердце. Либо найду другого короля, годного в мужья. Или наследного принца, если мои дела будут уж совсем плохи. Выгодного брачного союза ищу не я одна, нас таких немало рассыпано по континенту. Именно этим мы, королевы, и заняты. Выходим замуж, наших королей убивают, или они умирают, и мы выходим замуж снова и снова, пока наша красота не поблекнет. Но мне уже почти двадцать четыре года, то есть время не на моей стороне.

В ее намерениях я не усомнился ни на миг, и, хотя я не уклонялся от обещания охранять королеву, лично для меня путешествие оказалось не менее полезным. Путь нам предстоял долгий, и через каждую дюжину миль мы устраивали привал, чтобы лошади отдохнули. В эти промежутки, пока остальные бражничали в трактирах, я знакомился с людьми, ходил из дома в дом, от стола к столу, расспрашивая, не встречался ли им мой вероломный кузен.

Еще в детстве я страстно увлекся рисованием и даже надеялся стать художником, но после смерти жены рисовать прекратил. Однако вернулся к этому теперь, изобразив достаточно похоже кузена Ялмара на листках бумаги, и показывал рисунок местным жителям. До сих пор я не нашел никого, кто мог бы мне помочь. Иногда кто-нибудь припоминал, что видел этого человека, но не совсем уверенно, а один раз или два было даже упомянуто имя мужчины, похожего на Ялмара, каким я его изобразил, и поэтому я надеялся, что, по крайней мере, двигаюсь в правильном направлении. А когда служанка заговорила о постояльце, который весь вечер вырезал орлов на своих костылях, я окончательно воспрял духом, понимая, что я верно взял след.

А потом наконец я напал на золотую жилу.

Мы остановились на ночевку в Энсхеде, где я повел себя как обычно: накормил и почистил щеткой моего коня, прежде чем найти колодец, чтобы смыть с себя дорожную грязь, а затем шагал от трактира к трактиру, показывая встречным мой рисунок. Когда я вошел в пивную под названием «Таверна Носклита»[92], посетителей там было полно самых разных, мужчин и женщин, помоложе и постарше, а у камина парень пел песни, аккомпанируя себе на скрипке. Я переходил от человека к человеку, задавая одинаковые вопросы и каждый раз получая отрицательные ответы. В конце концов, разочарованный, я уселся в углу и заказал еды и пива. Девушка с подбитым глазом и синяками на лице принесла мне миску с жареными куриными ножками, а когда я попросил ее присесть за мой стол, она покачала головой, скривив рот презрительно.

– Я не шлюха, – огрызнулась она, – даже если меня за такую принимают время от времени. Если хотите кого-то оседлать, ваша лошадь в стойле, ступайте туда.

– Я не за этим сюда пришел, – сказал я, выпрямляясь на стуле и стараясь изо всех сил выглядеть смирным и честным. – Я лишь хотел задать вам несколько вопросов. И на этом все.

Она нахмурилась и насторожилась:

– Я ничего плохого не делала.

– А я вас ни в чем и не обвинял. Вот, – я бросил несколько монет на стол, – если я отдам их вам, вы хотя бы присядете рядом, пока я ем?

Она уставилась на монеты, затем накрыла их ладонью и сунула украдкой в карман фартука. Сидя напротив меня, девушка убрала волосы со лба, и при свете свечи я смог увидеть, что ее синяки начинают понемногу сходить, приобретая мерзкие лиловые и желтые оттенки.

– Кто это вас так? – спросил я.

– А вы как