– Действительно, – кивнул Женя, – может, и не стоило блистать знаниями такого рода.

– Вот! Твое смиренномудрие в полном цвете. Хотя, признаться, в глубине души я надеялась, что, как галантный кавалер, ты станешь убеждать меня в обратном.

– Кавалер-то я с истекающим сроком годности.

– Не напрашивайся на комплименты, старый хитрец! Ты женат. Ты любишь жену? Она… хорошая?

Я хотела развенчать его ошибочную самооценку, но говорила о себе любимой. И на самом-то деле, как непроизвольно стало ясно, желала прояснить его семейную ситуацию.

Женя не ответил быстро, подозвал официанта и попросил счет. Ох уж эти его паузы! Точно дождется щипков!

Женя посмотрел мне прямо в глаза:

– Она нормальная.

Он говорил без нажима, твердости, даже без той интонации, которая подразумевает точку. Я сказал и точка, дальше никаких расспросов! И в то же время было совершенно ясно, что продолжение этой темы стало бы неуместным и отчасти пошлым. Он не опустится до лживых уверений завзятого ловеласа мы с ней давно разные люди, мы не живем вместе, не спим, мы собираемся разводиться. За это ему большое спасибо! Но мое женское любопытство не было удовлетворено.

– Ты изменял жене?

– Много будешь знать, снова состаришься. Поедем ко мне?

Наконец-то на «ты»!

Я помотала головой, постаралась извиниться глазами. Я не хотела, чтобы это произошло у него дома. Мне не понравилось, как пахнет в его квартире: холодом, одиночеством, живой-умершей женщиной, старыми радостями и обидами, для меня чужими.

– Есть другое предложение, подкупающее своей оригинальностью, – сказала я. – Я приглашаю тебя завтра к себе на романтический ужин. Ой, до завтрашнего ужина сто лет! Романтический завтрак из другой оперы. Пусть будет романтический обед?

Почему мы прямо из кафе не отправились ко мне? Ответ прост. У меня в квартире, как водится, был чистый (в смысле без грязи) беспорядок. В комнате по всем плоскостям валялась одежда и белье. Я не виновата, что синоптики путались с прогнозом и мне пришлось несколько раз переодеваться. Во второй комнате были свалены пестрые коробки с игрушками для внучки, которые я покупала регулярно и маниакально. На кухне в мойке сиротела посуда после завтрака и вчерашнего ужина. Вчера я забыла, а сегодня опаздывала. В ванной Женя лицезрел бы мое нижнее белье в немалом количестве, выстиранное накануне по причине отсутствия свежего. За несколько минут, проносясь по квартире, я бы не смогла навести порядок. А к завтрашнему обеду мои апартаменты будут сверкать, я продумаю меню, куплю свечи, продукты и наконец-то заменю коврик на сиденье рабочего кресла, который я протерла, сами знаете чем, до дыр, предварительно измочалив первозданную псевдокожаную обивку.

Мои слова: «Не лишай меня удовольствия подготовительной работы» – были почти искренними, а Женино вынужденное согласие напоминало кислое разочарование.

6

По законам жанра в финале комедии или водевиля происходит развязка, прозрение положительных героев и посрамление отрицательных, торжествует справедливость, все счастливы. Я имею в виду чистый жанр, а не гениальные от него отступления, как в «Ревизоре» Гоголя или в «Горе от ума» Грибоедова. На сцене, как правило, толкаются основные действующие лица, а второстепенные маются за кулисами.

Последние годы мою жизнь трудно назвать веселой, хотя, с другой стороны, последние недели она отчаянно смахивает на фарс.

Данька и Маша вернулись из отпуска десять дней назад. Я с ними изредка разговаривала по телефону из Благовещенска, плела про красоты Дальнего Востока, сочиняла бюллетени здоровья вымышленной двоюродной сестры, уверяла, что со мной все в порядке. «Вы были правы, давно следовало вырваться на волю из квартиры-тюрьмы». У Даньки наступила горячая пора на работе и сверхгорячая с его программистскими конкурсами. У Маши в банке тоже гремели грозы. Их то ли закрывали, то ли сокращали, их владелец то ли сбежал, то ли попал в больницу, то ли с честным инфарктом, то ли с притворным. Любовь Владимировна с нашей внучкой отдыхала на даче у знакомых. Маша утопила свой телефон в Черном море и мамину странную эсэмэску не получила, купила новый телефон, по каким-то причинам не вернула старый номер. И так (не итак, а раздельно и так) для меня все складывалось очень удачно. Гуляй, устраивай личную жизнь, продолжай лукавить в мирных целях.

Но сколько веревочке ни виться, а конец будет.

Эта поговорка, кстати, имеет очень много синонимов, что говорит о русском характере как о типе, склонном к пессимистическому оптимизму. Сколько вор ни ворует, а тюрьмы не минует. Сколько ни куковать, а к зиме отлетать. Сколько ни ненастится, все равно прояснится. Сколько ни служи, отставка будет. Сколько цвету ни цвесть, а быть опавшим. Это только примеры с наречием «сколько».

Чтобы выстроить цепь событий, предшествовавших моей встрече с детьми, не требуются дедуктивные способности Шерлока Холмса или Эркюля Пуаро. Марина рассказала дочери Оле, что в моей квартире поселилась сомнительная девушка, а меня самой, возможно, и на свете нет. Оля печалилась-печалилась, крепилась-крепилась, поборола-таки стеснительность и позвонила Маше. Маша донесла Даньке, и завертелось.

Утром мне позвонила Лена Афанасьева.

– Привет, ты где?

– Привет! На Луне. Где я могу быть? Дома.

– Я с Данькой разговаривала. Он говорит, что ты умотала на конец географии. Бред какой-то! Мы ведь с тобой недавно виделись.

Лена, очевидно, пережарилась под солнцем Турции и перепутала, она ко мне приезжала больше месяца назад.

Понятное дело, я не стала поправлять подругу. Мы с ней дружески посплетничали, я рассказала, что Самохины воссоединились, не уточняя подробностей, Лена сказала, что купила мне гигантские штаны-алибабы из веселенького ситчика, «Увидишь – обхохочешься, но тебе подойдут». Кто из нас обхохочется, еще вопрос. Мне было недосуг болтать, еще многое не сделано, и я быстро попрощалась. И не насторожилась! Я хлопотала, предвкушала, парила, порхала, звонила в службу доставки деликатесов и собиралась в магазины, хотела приготовить свое фирменное блюдо в мультиварке – говядину с овощами, изюмом и черносливом.

У Даньки был ключ – магнитная таблетка – от подъезда. Такие таблетки имели Маша, Любовь Владимировна, Марина, Лена Афанасьева и даже Вася, чик-чирикнутый компьютерщик. Я считаю вульгарным барством держать близких мне людей на улице, точно скорбных просителей. По моим представлениям, стоять у входной двери в квартиру и ждать, когда ответят на звонок, – нормально, а торчать у бункерной двери подъезда унизительно и несправедливо. В сумочке у меня была запасная таблетка-ключ. На всякий случай. Вдруг я потеряю связку ключей, и придется звонить соседям, объясняться. Нет уж! Запасную таблетку я дала Жене. Выглядело даже элегантно и интимно, точно вручила заклинание: «Сезам, откройся!»

Ключ от замка входной двери в квартиру был только у Дани с Машей. Они им и воспользовались. Я не слышала, как они вошли, у меня на полную громкость венский оркестр исполнял вальсы Штрауса, романтичные, волнительные и духоподъемные. Часы показывали половину второго, Женя придет в два, вряд ли опоздает. Я уже почти закончила приготовления и нарядилась. На мне была винтажная юбка до пола, купленная в интернет-бутике, в стиле пэчворк, для Маши, у которой в начале августа день рождения. Маша перебьется, наряд мне впору. К яркой, замысловатой, состоящей из сотен хитро подобранных как бы заплаточек, наползающих друг на друга, кое-где перемежающихся кусочками кружев, годилась только очень простая блузка. Такая и была на мне – белая, батистовая с малюсенькими пуговичками на груди, очень простенького фасона и немалой цены, она напоминала отрезанную по линии талии нижнюю сорочку воспитанницы Смольнинского института.