Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ту минуту меня словно током ударило. Я совсем забыл про картину Тифона.
— Костя не парень. Костя Тонин краш. Она только и делает, что страдает из-за него.
— Угу, — буркнул я, обдумывая, что уже суббота и «до конца недели» остался всего один день. В принципе, если объявиться прямо сегодня, то можно было бы успеть забрать картину завтра. Я покопался и нашел в сообщениях отправленный Трифоновым телефон.
— Мне знакомая рассказывала, как поехала в Португалию и там на рынке в один день встретила и свою одноклассницу, и учительницу по сольфеджио. Я, вот, твёрдо уверена, что все случайности не случайны.
Задумавшись, я не заметил, как она переключилась на какую-то другую тему.
— А я уверен, что Москва — большая деревня и здесь все друг друга знают. По соцсетям лучше всего видно. То и дело обнаруживаешь в друзьях у одного твоего друга ещё парочку других, не знакомых между собой. Потому что, на самом деле, ничего не случайно, а всё связано. Знаешь теорию шести рукопожатий? По Москве таких рукопожатий наберется не больше трёх. У меня есть друг Лёха Криворотов — у него в ВК две тысячи друзей, не фейков, а настоящих, живых и в инсте двадцать тысяч подписчиков. Так вот, через одного из друзей он, наверное, всю Москву знает… Ты случайно не знаешь Лёху?
Я нёс всё это просто так, лишь бы не признаваться, что прослушал её.
— Я на него в инсте подписана, — призналась Настя смущенно.
— Вот видишь! — я был удивлен и одновременно не удивлён.
Мы остановились друг напротив друга и она посмотрела так, будто я должен что-то сделать или сказать. Между нами был единорог. Я отмер:
— Извини, мне нужно сделать один звонок.
Я отошел и позвонил. Представился Андреем Трифоновым и объяснил про картину. Мужик, с которым я разговаривал, обрадовался. Сказал, что уже и не надеялся на моё появление, и что забрать её завтра ещё не поздно. Потом рассказал куда ехать и пообещал предупредить о моём приезде. А в случае, если картина окажется мне не нужна, то я могу продать её по адресу, который он мне скинет в сообщении.
Всё складывалось довольно неплохо.
Дятел чухнулся, что мы свалили только спустя двадцать минут после нашего ухода. Видимо, всё это время они обсуждали свои фотоны и экзосферы.
От предложения пойти с нами в кино оба обиженно отказались, и я знал, что вечером буду испытывать угрызения совести, но в тот момент был очень рад, что всё так сложилось.
Рядом с Настей я чувствовал себя совершенно по-новому. Никогда ещё такого не было.
Она смотрела на меня, как будто я весь такой взрослый, умный и крутой.
И мне никогда ещё так сильно не хотелось оправдать это ожидание. Даже в глазах Дятла.
Мы смотрели Ромео и Джульетту с Ди Каприо в ретропоказе, оба по второму разу.
Настя плакала, и неожиданно я совершенно растаял от этих горючих слёз.
— Да чего ты плачешь? Это же кино. И ты уже знала, как всё будет.
— Извини, извини. Я такая, — всхлипывая проговорила она. — Я вечно реву.
Зоя вечно смеялась, а эта — ревет.
Я крепко обнял её, правда, одной рукой, потому что во второй была игрушка, и это не показалось мне лишним или неуместным. Просто обнял, потому что она сама уткнулась в меня. Вспомнился вдруг мультик, где слёзы капали на каменную гору, и та таяла, как кусок масла. Точно также в тот момент таяло моё сердце. И сам я весь тоже таял.
Я всегда думал, что влюбленность — это нерв, электрическое напряжение, звонкий смех вперемешку с осенними листьями, жаркое дыхание и голые ноги, но теперь это было нечто совсем другое, удивительно лёгкое, обволакивающее чувство таянья и полного успокоения. Волшебное, незнакомое чувство. Древняя магия эльфийских девушек.
— А поехали завтра со мной за картиной? — неожиданно предложил я. — Понятия не имею куда, и что нужно делать. Друг один попросил, но если ты согласишься, можно потом погулять.
— Хорошо, — сразу ответила она. — У меня не было планов. Ваня тоже поедет?
— Обойдемся без него. Ты же не против?
— Он мне, конечно, понравился, но вдвоем интереснее.
— Ещё бы, — засмеялся я. — Вдвоём всегда интереснее.
И когда после этой шутливой фразочки в стиле Криворотова, она вдруг неожиданно покраснела, мне пришлось признать, что я действительно влюбился.
Тоня
Утром после завтрака все, кроме Ярослава, отправились на поле.
Ярослав не пошёл из принципа, и даже не потому что, что накануне поспорил с дядей Петей, а из-за Тифона, с которым сцепился сразу же, как только проснулись.
Тифон фамильярно и, пожалуй, чересчур грубо пнул спящего Ярослава в бок и потребовал идти с нами. Ярослав ответил, что никуда не пойдет.
Тифон настаивал. Ну, и они сцепились. Однако драться на узком настиле второго этажа было тесно, поэтому парни тут же скатились в стог.
Упали, утонули в нем, а когда выбрались, разошлись в разные стороны, словно ничего и не было.
Поле с морковкой находилось за курятниками и коровниками. От поселения минут десять пешком.
Смысл работы заключался в том, чтобы просто собирать с земли выкорчеванную трактором морковь, обрывать ботву и запихивать в сетчатые мешки. Вместе с нами пришло человек десять молодых мужчин и женщин.
Вначале всё шло хорошо, мы спокойно набивали мешки, обсуждали утреннюю потасовку и наши дальнейшие планы.
Кроме меня, все были за то, чтобы когда найдем Хайлендер, не дожидаться приезда полиции, а предоставить Ярославу решать проблему с машиной самому, и выдвинуться в Капищено вчетвером.
Если скинуться, у нас была неплохая возможность доехать туда даже на такси.
Я же считала, что бросить Ярослава подло. Мы отправились в Капищено вместе, вместе веселились в баре и вместе заблудились, в его положении мог оказаться любой из нас, о чём я прямо и заявила Тифону.
— Меня обвиняли в грубости, жестокости, неадекватности, но в подлости никогда. Ни один человек на свете не может сказать, что я поступил подло.
Наклонившись, он продолжал собирать морковь, а я стояла над ним, скрестив руки на груди.
— Теперь сможет.
— Ты просто не знаешь, о чем говоришь, — поспешная небрежность в его тоне звучала фактически, как: «отвали».
Но лучше бы он не вел себя так. Заносчивость в любой форме действовала на меня, как красная тряпка на быка.
— Каждый поступок всегда оценивается сам по себе, — я с силой развернула его к себе. — Ну, то есть, если я украду что-то. Это будет кража в любом случае, вне зависимости от того, какого человека я обокрала: хорошего или плохого. Так что, если мы бросим Ярослава, это будет наша подлость и нам с ней жить.