Артём поднялся ко мне навстречу и, показушно обхватив за плечи, объявил тоном, каким представляют родители своих детей:

— Вот это моя Вита. Я на ней женюсь.

Макс прикрыл лицо ладонью, пытаясь скрыть улыбку. Но больше никто не смеялся.

— Доброе утро, — первой отмерла Даяна. Её голос прозвучал растерянно.

— Фигасе, — Касторка резко села, вытаращила глаза и удивленно раскрыла рот.

— Кажется, я её знаю, — Рон снял очки, посмотрел на меня и снова надел. — Только не помню откуда.

— Приятно познакомиться, — будто пританцовывая Касторка покачала головой из стороны в сторону, как это делают афроамериканские женщины. – Я — Касторка.

Она достала телефон, посмотрелась во фронтальную камеру, повторила это движение и, громко расхохотавшись, откинулась на спинку дивана.

— Ты была у Полины, — наставил Эдик на меня палец с перстнем. — Ты школьница и тебе нравятся наши песни

Я утвердительно кивнула. Песню, о которой мы тогда говорили я даже не слышала, но пришлось так сказать, чтобы не расстраивать их.

Белый Нильс недобро смотрел исподлобья. Ещё в тот раз он угрожал страшной расправой девушке Артёма, из-за которой тот «забил на всё».

— Вы что, правда женитесь? — подозрительно спросила Даяна.

— Конечно, — Артём ещё сильнее сжал пальцами моё плечо. — Какие могут быть сомнения?

— Поздравляю, — сказал Рон. — Когда свадьба?

— Ты беременная? — Касторка схватила со стола миску с чипсами и зачерпнув горсть, отправила её в рот.

— Нет, — ответила я.

— Точно извращенец, — резюмировала она с набитым ртом.

— Вы, короче, отдыхайте, — Артём подтолкнул меня к выходу. — Спите, переодевайтесь, мойтесь, а вечером соберемся, обсудим, что будем делать завтра.

— А когда здесь еда? — поинтересовался Рон. — И куда идти?

Артём широко взмахнул рукой.

— Идешь на кухню, открываешь холодильник и находишь там еду. Без расписания. В любое время.

— Готовую? — не понял шутки Рон.

— Разумеется. Пельмени уже вылеплены, осталось только сварить. Колбасу нарезать, а рыбу пожарить. Тут, где-то парень есть — Влад. Если его найти, можно выяснить, где взять сковородку.

— Чем-то напоминает квест, — сказал Эдик.

— Во-во, — поддакнул Рон. — А потом, чтобы эту сковородку заполучить, нужно будет собрать головоломку или отгадать загадку.

— Всего лишь стены на третьем этаже покрасить, — подал голос Макс.

— Пельмени? — лицо Касторки вытянулось. — Это равиоли что ли?

— Вот и узнаешь, — ухватив меня за руку, Артём быстрым шагом пересек комнату, и мы чуть ли не вылетели в коридор.

— Фу…у.ух! — громко выдохнул он, оказавшись за дверью. — Как хорошо, что ты пришла. Останься я там ещё немного, убил бы их до того, как начали что-то снимать.

— Зачем ты опять сказал, что мы женимся? — я по-прежнему была жутко смущена.

— Они обязательно передадут это Кострову. Пусть привыкает к мысли, что я могу быть сам по себе. Тебе неприятно, что я так говорю?

— Просто немного странно. Вроде и понимаю, что игра, но в тоже время, отчего-то не по себе.

— Всё хорошо, — наклонившись, он поцеловал меня, и на губах остался привкус алкоголя.

— Зря ты с ними пьёшь.

— А по трезвому их вообще невозможно вынести.

Никита

Друг Насти, которого она привела с собой, производил впечатление противного ботана. Нет, Дятел тоже производил впечатление ботана. Но то ли я к нему привык, то ли он не казался противным. В любом случае, Дятел был простым, открытым и понятным, как пять копеек. А этот при нашем появлении скорчил такую кислую мину, что мне сразу захотелось треснуть его по очкам, хотя прежде за собой я ничего подобного не замечал.

Впрочем, год, проведенный в компании Трифонова и Криворотова, вероятно, не мог пройти бесследно.

Одет ботан был чистенько, возможно даже дорого, но до отвращения скучно. Аккуратно приглаженные волнистые волосы, на носу очки. Маменькин сынок — не иначе. Это всегда заметно. По Дятлу, например, тоже было заметно, что он «бабушкин сынок». Но его стиль при желании можно было назвать даже винтажным, а этот «друг» смахивал на миссионерский каталог моды.

Настя представила нас друг другу:

— Это Даня, а это Никита и Ваня.

— Не называй меня Даня, — сделал он ей замечание, потом представился сам:

— Я — Марков.

Но руку не протянул. Мы ему тоже. Даже всегда дружелюбный, как щенок, Дятел покосился на него с подозрением.

Так бывает. Только встретился с человеком, а между вами уже стена.

Настя это сразу почувствовала и сообразив, что идея нас познакомить была не такой уж и отличной, заметно расстроилась.

Но я всё равно воспрянул духом, потому что стало ясно, что никакой он ей не парень и даже не потенциальный парень.

Настя старалась поддерживать разговор одновременно с каждым, но выходило у неё излишне оживленно и чересчур искусственно. Все шли с постными лицами и молчали.

Я был рад, что отправились мы в Измайловский парк, и что меня никто не увидит в такой чудаковатой компании.

Если бы не Настя, я бы никогда не стал бы так позориться, но поскольку версию того, что она меня заколдовала, я уже принял, пришлось смириться.

Гуляющих в парке было довольно много. В основном, семьи с маленькими детьми, пенсионеры и кучки тринадцатилетних девчонок.

Три против одного из нас проголосовали за аттракционы. Дятел рвался прокатиться на Колесе обозрения, а Настя на цепочной карусели. И, хотя забава казалась мне детской, я тоже выбрал аттракционы, во-первых, там не обязательно было разговаривать, а во-вторых, не хотелось поддерживать этого неприятного Маркова с его катанием на лодках.

Колесо обозрения находилось в дальнем конце парка и до него было чесать и чесать. Поэтому отправились сначала на цепочную карусель. Она оказалась небольшой и совсем несерьёзной. Но Марков от неё отказался и уже это радовало. Пока мы раскачивались на цепных качелях и дурачились, цепляясь к качелям друг друга ещё до запуска, пока я немного попрепирался с работником, сделавшим нам замечание, пока кружились, болтали ногами и смеялись, я развеселился и вошёл во вкус. Так что, потом ради глума первым пошёл на «лошадок» и просто стал прикалываться, изображая, будто я скачу во весь опор, пытаясь догнать Настю. Дятел тоже хохотал и включился в игру. Нам было весело, а Марков всё это время стоял за металлическим ограждением, недовольно прячась в тени и держал Настину сумку.