грустным голоском. – Но мне не место здесь. И соскучилась уже по маме с папой, по сестрёнкам. По дому. Тоскую капельку.

– Завтра после храма схожу обязательно к магу городскому, попрошу его придти к нам, – пообещал Рун. – Только я не знаю, что говорить, если он спросит, зачем он тебе.

– Да что угодно, Рун. Скажи, о магии хочу узнать о местной.

– Действительно. Ты не горюй только. Он неплохо своё дело знает.

– Я не горюю, глупенький мой, – улыбнулась Лала. – Я счастлива.

День четвёртый

Рун открыл глаза, избавляясь от остатков сна. За окошечками было светло. Почти рассвело уже. Он повернулся в сторону лежанки Лалы, дабы удостовериться, что у неё всё в порядке, что спится ей спокойно и удобно. Да и увидеть её хотелось. Но она не спала. Лежала на бочку с открытыми глазками, глядя на него. А личико грустное-грустное.

– Доброе утро, солнышко моё, – приветливо улыбнулся Рун. – Уже пробудилась?

– И тебе доброе, суженый мой, – тихо ответствовала Лала.

– Давно ли не спишь?

– Не очень.

– Что же ты печалишься так, Лала? – спросил он ласковым тоном.

– А вот догадайся, – произнесла она многозначительно, глядя на него с мягким укором.

– Наверное домой очень хочешь, – предположил Рун весело.

– Ты нехороший, – промолвила Лала с милым притворным недовольством, но грусть в глазах разбавилась радостным блеском.

– А обниму, стану хорошим? – усмехнулся Рун.

– Станешь, – подтвердила она, наконец разулыбавшись. А потом посмотрела на него просяще: – Рун, может я к тебе прилягу? На минуточку. Бабушка вышла.

– Никак нельзя, любимая, вдруг зайдёт снова. Это её разочарует страшно. Горевать будет, – объяснил он с сожалением.

– Вот вы какие, – вздохнула Лала. – Стоите друг друга. Что бабушка, что внук. Только бы фею обижать.

Рун поднялся на ноги, потянулся с удовольствием. Лала села на лежанке.

– Ну иди же ко мне, обиженная моя красавица, – позвал он её добродушно. – Уж я тебя утешу.

Лала немедля выпорхнула и через миг оказалась подле него. Рун обхватил её руками. Она сразу вспыхнула счастьем.

– Ну, полегчало тебе, милая? – поинтересовался он с теплотой.

Она кивнула, буравя его очаровательными глазками.

– Я, между прочим, страдаю из-за тебя, – продолжил Рун. – Приходится и дома всё время спать одетым.

– Спасибо, мой герой, – шутливо отозвалась Лала. – Только чего тебе переживать? Лишь прикоснёшься ко мне, и на тебе всё словно постиранное. Свежее свежего.

– Так ночи-то тёплые. И ветерка нет в избе, – посетовал Рун. – Жарковато малость.

– Ты рубашку можешь и снимать, любовь моя, – поведала Лала. – Штаны лишь оставляй.

– Да как-то неловко. Тем более, когда ты в шаге от меня спишь.

– Ах, Рун, – Лала мягко посмотрела ему в глаза. – Меня не взволнует твой голый торс, поверь. Люди не привлекают фей. Только обниматься так не надо. И всё.

– Кое кто страх какая нетерпеливая. Лишь встанешь, требует объятий. А так придётся ждать, пока рубашку натяну, – невинно заметил он.

– Я потреплю, мой заинька. Ты спи как тебе удобно, – попросила Лала.

Её личико излучало безмерное счастье.

– Лала, – позвал он.

– Что, мой хороший?

– А у вас мужчины что, сильно непохожи на нас сложением?

– Навряд ли. Я, собственно, не знаю, Рун. Но мы почти во всём подобны людям. И ростом, и устройством тел, насколько мне известно.

– Тогда почему тебя не взволнует? Мой торс.

– Потому что феи не влюбляются в людей, глупый, – произнесла она нежно. – Я тебя люблю как друга. Иного не дано.

Рун вздохнул.

– Немного непонятно, – молвил он. – Но как скажешь. Поверю на слово.

– Тебе хочется, чтоб взволновал?

– Почему бы и нет.

– По правде говоря, любимый, ещё я не видала до сих пор вблизи мужчин полураздетых иначе чем на картинах и в скульптурах древних мастеров, – призналась Лала. – Вы не похожи на девиц. Широкоплечи, мускулисты. Удивительные. Поэтому быть может и взволнует. Даже твой торс. Человеческий. Но только капельку. Немножко.

– Ну слава богу, хоть немножко, – порадовался Рун.

– Надеешься, что столь томиться стану по тебе, что замуж выйду? – улыбнулась она.

– Кто знает.

В прихожей скрипнула дверь. Рун машинально попытался отстраниться, но Лала схватилась за него ручками, и не позволила.

– Да что ж это такое, Рун! – пристыдила она его.

– Прости, – ответил он смущённо.

Из сеней в горницу вошла бабушка. В каждой руке она держала по лукошку.

– Каждое утро одно и то же. Несут подарки, с самого ранья, – посетовала она неодобрительно. – Я сдалась, пусть делают что хотят. Куда столько девать? Ума не приложу. А вы уже милуетесь опять?

– Бабушка Ида, – жалостливо обратилась к ней Лала. – Почему Рун, как вас в дверях заслышит, пытается тот час же отойти от меня? У вас в семье все таковы мужчины? Ваш муж стеснительным был тоже?

– Мой муж покойный был пылкий кавалер. По молодости, – поведала старушка.

– Вот видишь, заинька! – Лала со значением посмотрела на Руна.

– Но только после свадьбы, – добавила бабуля. – До супружества мы друг на друге так не висели.

– Ну здесь же нету ничего дурного, бабушка Ида? – с надеждой спросила Лала.

– Не знаю, доченька. Вы слишком много милуетесь. И на ночь, и с утра, когда не глянь. Как бы люди чего не стали говорить.

– Вы наверное просто не жили с мужем в одном доме и до свадьбы, – предположила Лала. – Иначе как тут удержаться? Да и зачем? Раз нет дурного.

– Да, не жила. Быть может и не удержались бы, – задумчиво промолвила старушка.

– Если вы нам запретите обниматься, мы не станем, – упавшим голоском произнесла Лала. – Но мне будет очень плохо тогда.

– Так уж ты его любишь, дочка, – подивилась бабушка. – Милуйтесь уж. Раз феи без греха. Доверюсь твоей чести.

Личико Лалы озарилось безмерной радостью.

– Спасибо, милая бабушка Ида! – очень тепло проговорила она. – От всей души спасибо!

Старушка аж растрогалась. Покачала головой умилённо:

– Чудные вы созданья. Феи. Скоро будем завтракать, дети. Потерпите немного. Творог нам дали, надо съесть вперёд, чтоб не пропал, творожничков нажарю. Уберёшь, внучок, продукты в погреб?

– Ага, сейчас, – ответил Рун.

– И грабельки бы ещё поправить.

– Сделаю, – заверил он.

– И дров бы поднаколоть.

Лала вздохнула обречённо.

– Подрублю, – пообещал Рун, улыбнувшись Лале с ласковым ироничным сочувствием.

Бабушка вышла. Отправилась готовить на двор. Летом в деревне печку стараются не топить в избе, чтобы жар не нагонять, у всех на улице есть что-то для готовки – у кого-то летние кухни – полноценные постройки, у тех кто победнее, как Рун с бабушкой, просто небольшая неказистая наружная печечка.

– Ну не расстраивайся, невеста моя дорогая, – попросил Рун по-доброму. – Ничего не поделаешь. Тем более, вроде вчера вечером я