Главным центром православия в Иерусалиме при Феодосии I была обитель на Масличной горе, основанная в том же 379 г., когда император взошел на престол. Ее основателями были двое западных христиан – Руфин, старинный друг Иеронима, и Мелания, знатная римлянка из аристократического испанского рода. Овдовев, она вела аскетическую жизнь, с великим усердием предаваясь изучению христианских священных книг. Как только ее дети вошли в возраст и могли сами позаботиться о себе, Мелания покинула Европу, чтобы посетить новые монастыри в Египте и Леванте, а затем, прибыв в Иерусалим, основала собственную обитель. В монастыре на Масличной горе могли жить как мужчины, так и женщины, проводя свои дни в молитве, покаянии, ученых занятиях; там также принимали паломников. Мелания и Руфин активно участвовали в жизни Иерусалима. Монахи и монахини из монастыря внесли большой вклад в создание литургической традиции в качестве переводчиков для паломников с запада, не понимавших ни греческого языка, на котором велись богослужения, ни арамейского, который могли предложить местные переводчики. И Мелания, и Руфин были ревнителями никейского православия; они поддерживали тесные связи с императорским двором в Константинополе и с другими монастырями христианского мира.

В 385 г. в монастыре Мелании останавливались Иероним и благочестивая знатная римлянка Павла, совместно совершавшие паломничество в Иерусалим. Впоследствии эта обитель послужила им образцом для монастыря, который они основали в Вифлееме. Поначалу Иероним до небес превозносил Меланию за ее подвижничество, но, будучи человеком вспыльчивым и, как мы уже видели, не слишком склонным к христианскому милосердию, вскоре рассорился с ней из-за расхождения по теологическим вопросам. С тех пор у Иеронима не нашлось ни единого доброго слова для обители на Масличной горе. Он издевался над удобствами монастырской жизни, сравнивая их с богатством и роскошью Креза (Иероним, Письма 57:12), клеймил излишнюю поглощенность монахов и монахинь мирскими заботами, космополитическую атмосферу обители, близость к константинопольскому двору. По мнению Иеронима, «уединенность» Вифлеема гораздо лучше подходила для монашеской жизни, нежели безбожный вертеп Иерусалима, «весьма многолюдного города со своим советом, гарнизоном, проститутками, лицедеями, шутами и всем тем, что обыкновенно бывает в других городах» (Иероним, Письма 58:4). Вифлеемская община, состоявшая в основном из преданных почитателей Иеронима, получилась более сплоченной и замкнутой. Годами Иероним вел кампанию против Мелании, но молва о ее благочестии широко распространилась в Западной Римской империи, и ее пример по-прежнему воодушевлял паломников.

Одной из таких паломниц стала римская матрона Пимения, принадлежавшая к императорскому семейству. Она, как и Мелания, до Иерусалима посетила церкви Верхнего Египта. В Иерусалиме, куда Пимения прибыла в 390 г., на ее средства была выстроена церковь на вершине Масличной горы, отмечавшая место, откуда Иисус вознесся на небеса. Эта церковь, не сохранившаяся до наших дней, была увенчана огромным сверкающим крестом, возвышавшимся над всем городом. В плане она представляла собой ротонду, в центре которой находился камень, хранивший, как верилось паломникам, отпечаток ноги Иисуса. В округе появлялись и другие христианские культовые сооружения. В одном конце Кедронской долины была построена церковь над гробницей Богородицы, в другом – переделана в христианскую церковь усыпальница семейства бней Хезир, которую монахи отождествили с местом погребения Иакова Праведного. Еще одна изящная церковь появилась около 390 г. в Гефсиманском саду. При Феодосии христианизация в большой степени опиралась на святыни, и эти церкви меняли характер Иерусалима. Жители-язычники теперь повсюду наталкивались на свидетельства христианского присутствия, все настойчивее заявлявшего о себе: новые и новые места как внутри городских стен, так и за ними начинали почитаться христианами как святыни, и там появлялись церкви.

По большим религиозным праздникам город полностью принадлежал христианам. Огромные толпы выходили из церквей на улицы и шествовали по всему Иерусалиму и окрестностям. Миновали дни, когда верующим приходилось тайно собираться то у одного, то у другого члена общины, чтобы принять причастие. Избавившись от необходимости скрываться, христиане могли выработать собственный порядок публичной литургии. В Риме у них существовал обычай вместе приходить к гробницам мучеников за веру и, плача и причитая, слушать рассказ об их страданиях и смерти. Процессия христиан во главе с епископом шла по городу, обходя один за другим все мартириумы; так на древнюю языческую столицу накладывалась священная топография христианства. Сходные процессы происходили и в Иерусалиме, так что языческая Элия шаг за шагом стала превращаться в священный город христианства. Это хорошо видно из писем набожной испанской паломницы Эгерии[49] (или Этерии). Она прибыла в Константинополь в том же 381 г., в котором христианские иерархи съехались туда на второй Вселенский собор, утвердивший в качестве официального учения Церкви догмат Афанасия о воплощении. Эгерии не менее чем императору Феодосию было свойственно истовое почитание святынь. Из Константинополя она отправилась в дальнее паломничество по Ближнему Востоку и добралась даже до Месопотамии, пользуясь Библией как своего рода путеводителем. Всякий раз, когда Эгерия и ее спутники оказывались там, где, по их представлениям, произошло то или иное библейское событие, они читали соответствующий отрывок из Писания. Выражение «на этом самом месте» (in ipso loco) встречается у Эгерии постоянно. Ее рассказ намного эмоциональнее немногословного «Бордоского путника» и хорошо передает воодушевление паломницы при виде тех самых мест, которые большинству христиан дано было лишь рисовать в своем воображении. Библия словно оживала у нее перед глазами. Кирилл, епископ Иерусалима, учил, что пребывание вблизи места, связанного с чудом или явлением Бога, приближает нас к этому событию, а чтение соответствующего отрывка из Библии становится священным повторением произошедшего и делает прошлое настоящим. Новый христианский ритуал, таким образом, отличался от древних храмовых культов лишь тем, что воскрешал эпизоды, относившиеся не к мифическим временам до сотворения мира, а к относительно недавнему евангельскому прошлому.

Когда Эгерия прибыла в Иерусалим, самодеятельные экскурсии по святым местам уступили место участию в богослужебных ритуалах, посвященных событиям жизни Иисуса, его смерти и воскресению. В тщательно продуманных и организованных шествиях к назначенным местам участвовали все члены христианской общины, «даже малолетние дети» (Эгерия 36). Эгерия пишет об огромных толпах, заполнявших церковные дворы на Голгофе и вытекавших на улицы города. 14 сентября город заполнялся до предела монахами и монахинями из Месопотамии, Сирии и Египта, прибывавшими на восьмидневный праздник Обновления в честь освящения построенного Константином Нового Иерусалима и обретения Креста императрицей Еленой. По времени он приблизительно совпадал с еврейским праздником Суккот, т. е. годовщиной освящения Храма Соломона, которое христиане трактовали как предзнаменование грядущего более славного события. Участники церемоний в то время должны были обладать отменным физическим здоровьем и недюжинной выносливостью: требовалось не только петь подобающие гимны и слушать проповеди, а день и ночь оставаться на ногах, переходя от одной святыни к другой. Во время празднования Рождества, начинавшегося 6 января и продолжавшегося неделю, каждую ночь происходили торжественные шествия из Вифлеема в Иерусалим. К гробнице Христа, которую теперь окружала недавно законченная ротонда Анастасис, процессия прибывала лишь на рассвете, и едва передохнув, верующие направлялись на четырехчасовую праздничную службу. В праздник Входа Господня в Иерусалим христиане собирались после полудня на службу в Елеонской базилике на Масличной горе, оттуда пешком шли вниз по склону, через долину Кедрона и затем в город. Епископ Кирилл ехал позади процессии на осле, как Иисус при входе в Иерусалим, дети размахивали пальмовыми и оливковыми ветвями, а верующие распевали гимны, «припевая постоянно: "Благословен грядый во имя Господне"» (Эгерия 30). Процессия, как рассказывает Эгерия, двигалась медленно, чтобы люди не выбивались из сил, и в Анастасис прибывала только к ночи. Особенно утомительным в физическом плане было празднование Пятидесятницы. После обычной воскресной литургии, причастив верующих, Кирилл отправлялся с ними в Сионскую базилику, чтобы именно там отпраздновать сошествие Святого Духа, «ибо само место находится на Сионе» (Эгерия 43). Затем верующие ненадолго расходились по домам, подкрепившись, поднимались на вершину Масличной горы почтить память великого события Вознесения, а оттуда медленно шли в город. По дороге процессия останавливалась на вечерню в Елеонской базилике, еще на одну вечернюю службу в Мартириуме Константина и, наконец, возвращалась на Сион, откуда народ расходился уже поздно ночью.