— Так за что же мы пьем? — произнесла Милена, а Делберт Грамп, одним залпом, словно это было дешевое пиво, осушив свой бокал (шампанское, как сразу поняла Милена, действительно было раритетное), ответил:

— За то, что ты станешь моей женой. Выходи за меня замуж! За меня, великого и неподражаемого Делберта Грампа!

* * *

«Что мне больше нравится в людях? То, что они такие идиоты!»

Делберт У. Грамп во время теледебатов в ходе президентской кампании

25 декабря, 06:30–09:05

Милена, выбежав из комнаты Франклина, на мгновение прислонилась к стене и закрыла глаза. Она чувствовала, что ее колотит.

В «Зимнем Белом доме» действовал маньяк-психопат, который убил сначала Делберта, а теперь безобидного престарелого дворецкого при помощи предметов, некогда принадлежавших предыдущим президентам США.

А ночь, в течение которой были совершены эти кровавые преступления, все длилась и длилась, никак не желая завершиться — эта одна из самых долгих ночей уходящего года, полная ужаса, смертей и инфернальных завываний никак не идущего на спад урагана «Хиллари».

И когда же это наконец закончится!

Вышедший за ней Грэг Догг произнес:

— Мэм, понимаю, что вам тяжело. И очень страшно. Поэтому разрешите мне проводить вас до ваших апартаментов и…

— Предлагаете мне запереться там, ожидая, что маньяк заявится ко мне? — закричала Милена, чувствуя, что в ней закипает злость. Злость на Грэга. На покойного Делберта. На саму себя. На ураган «Хиллари»…

— Он к вам не заявится, мэм, даю вам честное слово, что приложу все усилия, чтобы…

— Не ко мне, так к моему сыну? — Слезы градом катились по щекам Милены. — К кому-то из моих любимых родственничков? Почему, почему это происходит, Грэг?

Она заплакала и, не контролируя себя (или контролируя себя как никогда в жизни), бросилась на грудь Грэгу.

Милена ощутила тепло его тела, почувствовала аромат его дезодоранта, услышала ровное биение его сердца.

— Вы не боитесь, Грэг? — спросила она, поднимая заплаканное лицо и любуясь мужественными, словно высеченными из камня чертами Грэга.

— Мэм, мне по долгу службы запрещено бояться. Тем более в такой ситуации. Но разрешите вам дать платок, мэм. У меня был где-то тут, в кармане…

Милена, хоть и не была маленького роста, встала на цыпочки и потянулась — так, чтобы ее губы оказались около губ Грэга.

— Грэг, — прошептала она, — о, Грэг! Мне так хочется, чтобы ты…

Она хотела сказать «…поцеловал меня», ибо это было то самое, чего ей хотелось более всего, несмотря на убийство мужа, трагическую гибель Франклина и тот факт, что где-то поблизости рыскал кровожадный и явно абсолютно свихнувшийся маньяк, зацикленный на президентских раритетах.

Но в этот момент запищала рация Грэга, и он, вместо того чтобы проигнорировать ее и впиться в губы Милены, отодвинулся и произнес:

— Мэм, это может быть жизненно важно. Прошу извинить меня, мэм. Вот, кстати, и бумажный платок для вас.

Вручив ей шуршащую салфетку, Грэг принялся беседовать с кем-то из подчиненных. Милена, все еще стоя спиной к стене, вдруг ощутила, что ее душит хохот.

Она, первая леди США, хотя бы и бывшая, предлагает себя этому надменному красавцу, — а тот отшил ее, сославшись на какие-то неотложные дела!

Однако тотчас устыдилась своих мыслей: неужели она бы предпочла, чтобы Грэг, наплевав на всю сложность ситуации, в которой они оказались, прыгнул к ней в койку и предавался с ней сексуальным экзерсисам (всем тем, о которых она мечтала, изобретая историю о необитаемом острове), наплевав на тот факт, что в «Зимнем Белом доме» орудует маньяк-садист?

Вот именно такой Грэг — собранный, твердый, как скала, и не поддающийся искушениям — был ей гораздо ближе, чем другой, похотливый, сладострастный и столь откровенно похожий на Делберта.

На покойного Делберта.

— Мэм, вынужден просить вас пройти со мной. Мои люди сейчас прибудут сюда и займутся сбором улик на месте второго убийства.

Милена подчинилась и, отправившись в обратный путь по длиннющему коридору, спросила:

— Кто он, Грэг?

Тот, идя чуть поодаль, словно прикрывая ее своей широкой спиной, ровным тоном заметил:

— Кого вы имеете в виду, мэм?

— Грэг, вы прекрасно понимаете, кого я имею в виду! Убийцу! Маньяка! Того, кто застрелил Делберта и заколол Франклина. Вы же сами сказали, что он — один из нас, тех, кто находится в «Зимнем Белом доме». И вы наверняка подозреваете кого-то определенного, Грэг, я ведь права?

Он молчал, а Милена поняла: да, она права. Грэг определенно кого-то подозревал. И она должна была узнать, кого же именно.

— Так кто он, Грэг? — повторила она свой вопрос.

Мужчина внезапно остановился. Милене вдруг сделалось страшно, очень страшно. Грэг медленно развернулся, и, словно наваливаясь, на нее, произнес:

— Вы хотите знать, кто он?

И больше всего едва не попятившаяся Милена боялась, что Грэг Догг, человек, которого она до безумия хотела и который был столь недостижим, сейчас дьявольски усмехнется и проронит:

— Это же так просто, мэм. Он — это я!

И вслед за этим, утробно рыча, бросится на нее с ножом, пистолетом или топором, принадлежавшим одному из предыдущих хозяев Белого дома.

Но вместо этого Грэг проговорил:

— И я тоже очень хочу, мэм. Однако я не знаю. Пока что не знаю. Но сделаю все, чтобы узнать и… И самолично убить этого монстра, мэм! Вы уж мне поверьте!

И Милена поверила — моментально и беспрекословно.

* * *

Завтрак, начавшийся, как и было заведено, ровно в восемь, больше походил на пьесу абсурда. Тот, кто всегда заявлялся в восемь утра, был мертв, а его близкие с бледными лицами апатично жевали, пытаясь изобразить некоторое подобие нормального приема пищи.

Милена была крайне признательна Хантер Рогофф, что та, несмотря на убийство Франклина, ни на йоту не отклонилась от заведенного ритуала. Тосты были, как всегда, хорошо прожарены и хрустящи, кофе — выше всяческих похвал.

Когда — с опозданием — в Золотой столовой появился не отрывающий глаз от мраморного пола Тициан, то Ясна, резко отодвинув стул, заявила:

— Я не желаю есть за одним столом с этим грязным убийцей моего любимого мужа!

Милена, отыскав глазами Хантер, произнесла:

— Прошу вас, подайте миссис Грамп завтрак на кухне для прислуги!

Ясна, бормоча грязные сербские ругательства, выбежала (насколько позволяла ее грузная фигура и многочисленные, уже с утра нацепленные на бюст драгоценности) прочь, а оставшийся по причине кончины Делберта без работы стилист Луи-Оливье, причитая и вскидывая руки, унесся за ней.