— Пусть Влахос будет со мной! — шептала она будто самой Чарне на ухо, и сердце её зашлось от стука. — Пусть он будет со мной, а не с ней! Прошу, богиня-колдунья, богиня Чарна, услышь меня! Возьми что хочешь. Пусть он увезёт меня отсюда. Пусть Влахос будет со мной…

Она открыла глаза и увидела, как чёрное небо лизнул безучастный холодный рассвет. И никакого знака, что послужил бы ей ответом. Никакого. Влахос всё так же любовался Данкой и что-то ей говорил, а в ответ ненавистная служанка улыбалась, и щёчки её горели, как яблочки. Чувство глубокого беспроглядного одиночества холодным камнем легло на грудь Ясны. Принцесса отвернулась к воде и заплакала.

Незадолго до полудня, когда до обряда бракосочетания на Агерат оставалось два часа, за окном, в стороне Ворот Мира неожиданно послышался громкий звук, который привлек внимание всех, кто его слышал. Это были вовсе не звонкие горнизы, как у графов Ангенора, а трубы, разносящие по округе низкий утробный гул.

— Кто это? — встревожилась Суаве, которая в это время наблюдала, как слуги помогают Вечере надевать свадебное платье.

— Неужто Теабран тоже решил заглянуть на свадьбу? Слышала, он любит праздники, — предположила Вечера, но никто не отреагировал на её неуместную злую шутку.

Королева поспешила вниз и подбежала к окну. Никто из дозорных не держал в руках горниз, что означало бы приближение недруга, все они внимательно глядели вдаль. Она прильнула к стеклу. На горизонте происходило какое-то движение. Это была большая чёрная точка. Она стремительно росла и разбивала вокруг себя облака пыли.

— Он приехал! — окликнул её запыхавшийся Корвен. — Дозорные только что сообщили: на чёрных флагах медвежья морда! Это самрат! Он приехал на свадьбу!

Королева бросилась к Осе.

— Я знаю, мне уже сообщили! — Встревоженный король поспешил занять своё место на троне. — Я распорядился, чтобы самрата встретили и сопроводили сюда. Где придворные? — крикнул он слугам. — Быстро всех сюда! Вырвала бы Чарна сердце! Он не ответил ни на одно из моих писем, ни на одно приглашение, а теперь заявляется! Проклятый берложник! Почему нам не доложили из Столпов? Не мог же он пройти мимо башен незамеченным? Где Вечера?

— Ей наносят обрядные бокставы, — ответила Суаве.

— Ну почему именно сейчас? О боги, что, если всё было впустую?! — в сердцах воскликнул король. — Что, если он откажет нам в помощи?

Суаве поспешила успокоить мужа:

— Не думаю, что Тонгейр забрался в такую даль только для того, чтобы плюнуть в лицо королю.

Осе оскалился.

— От касарийцев можно ждать чего угодно. Где Ясна?

— Я здесь. — Младшая принцесса, подхватив нежно-розовые атласные юбки, пробежала в распахнутые двери и поспешила занять своё место рядом с троном короля. Никто не заметил её припухших заплаканных глаз. — Мне только что сообщили. Согейр и Альвгред уже идут.

Всюду царила суматоха.

Легат и кирасиры появились в тронном зале уже через минуту и встали рядом с троном кронпринца. Волосы Альвгреда всё ещё были влажными. Прошлая ночь не прошла для него без следа, а потому всё утро мать приводила сына в чувство холодной водой. Справа на шее у него красовался вульгарный синяк, который юноша старался прикрыть воротником, стыдясь, что его заметит Вечера. Но ещё больше он стыдился того, что когда-нибудь его любимая узнает, какие вещи он позволял себе делать с Малиновкой. Он бы никогда не позволил себе попросить Вечеру о чём-то подобном и приказал себе забыть прошлую ночь.

Пока в тронном зале суетились потревоженные придворные, за дверью уже разносилось громкое эхо шагов, таких гулких и стремительных, что человек, не сведущий в происходящем, решил бы, что Туренсворд захвачен и враг спешит в тронный зал, чтобы обезглавить короля.

Камергер как раз собирался отворить двери и представить гостей, как чужеземные воины бесцеремонно отодвинули его в сторону, едва не впечатав немолодое тело Корвена в стену, и серой тучей ворвались внутрь, распихивая в стороны всех, кто преграждал им путь.

Завоеватели были облачены в военные панцири из начищенной до зеркального блеска касарийской стали и шлемы, похожие на медвежьи пасти. На поясе каждый нёс тяжёлый меч из закалённого в жерле Китореса колчедана, готовый в любой момент вырваться из ножен и опуститься на шеи наряженных к свадьбе ангенорцев. Они захватили собой всё пространство вплоть до трона на трёхступенчатом пьедестале и начали грубо теснить возмущённых придворных к стенам, освобождая посередине больше пространства для своего предводителя.

Касарийский самрат был невысокого роста — зажатый между графами Сальдо Монтонари смог разглядеть только его косматую пепельно-серую макушку над головами придворных дам и грубую, сплавленную из чёрных пластин, корону с гранёными колчеданами, которые сверкали жёлтыми всполохами. Однако этот недосмотр природы не помешал Тонгейру войти в тронный зал с видом хозяина. Ясне он показался шатуном, перевоплотившимся в человека, таким огромным в своей чёрной медвежьей шкуре он был. Глаза, свирепые и холодные, как каменный отрог, на котором стоял Таш-Харан, не моргая вбуравливались в лицо короля, от изрубленных боевыми шрамами, острых, как у Согейра, скул не отвлекала внимания даже жёсткая седая щетина. Он прошёл к трону, положа левую руку на рукоять видавшего битвы меча, и остановился, громко лязгнув железными сапогами об пол. Согейр внимательно смотрел на него и не увидел ничего общего с собой или со своей матерью, Идалирой, какой он её себе представлял по рассказам покойного отца. И всё же было ясно, что этот человек, Альвгред и Има — одной крови.

«Медвежья морда», — с улыбкой подумал притаившийся за колонной, как охотник за деревом, Эрнан Монтонари, вглядываясь в обветренное северными ветрами самратское лицо, не ведающее ни доброты, ни сострадания, и хмыкнул в сторону короля. Бедняга.

Рядом и чуть позади самрата бесшумно шла почти тень человека в сером одеянии из толстой жёсткой ткани с узором из серебряных медведей.

«Меганира, — догадался Согейр. — Жена Тонгейра и мать его дочерей».

Сардари, будто прихрамывая, прошла за мужем, не издав почти ни звука, кроме шороха платья, и остановилась позади.

Согейр с минуту смотрел на неё, но так и не понял, можно ли назвать эту женщину со спрятанными под жемчужным платком волосами красивой — грим, которым покрывали свои лица замужние касарийки, делал практически невозможным попытку определить её природные черты лица. Её лицо и руки были густо замазаны белилами, а покорно опущенные в пол глаза были подведены тонкими чёрными стрелками от носа до висков. От замазанной нижней губы по подбородку и вдоль шеи шли чёрные и золотые полоски. Меганира скорее напоминала диковинное создание родом из Диких гор, чем женщину из плоти и крови.

Глядя на неё, Альвгред неосознанно потянулся к оружию.

Ребёнок в толпе придворных подёргал мать за подол пышной юбки.

— Мам, а эта леди колдунья? — прошептал он.