та заартачилась, захрапела и повернула голову, опасливо косясь на телегу. Запах твари её нервировал.

— Но, пошла! — прикрикнул селюк, хлестнув кобылку ещё раз поводьями. Та ещё раз всхрапнула, топнула копытом, и понуро повесив голову, побрела к городским воротам. Мы неторопливо побрели следом за телегой. Некоторое время шли в полном молчании.

— Дерьмо, — тихо, так чтобы не услышали кметы, ползущие на телеге впереди, выругалась Айлин, нарушив тяжелую тишину, — Ёбаное сраное дерьмо, — я заметил, что плечи девушки начали нервно подрагивать, а в голосе появились какие-то странные нотки, — Везде одно и то же. Почему везде одно и то же, — Айлин неожиданно всхлипнула. Её голос дрогнул. Я с удивлением покосился на девушку. Открыл было рот, чтобы поинтересоваться, что именно она имеет ввиду и тут же получил ощутимый тычок под рёбра с другой стороны. Повернулся. Посмотрел на Бернарда. Сержант старательно делал вид, что считает ворон, круживших над деревней, и даже не косился в мою сторону. Засранец.

Я поравнялся с Айлин и слегка приобнял её за плечи. Девушка посмотрела на меня и одними губами прошептала вопрос.

— Почему? Почему везде, где бы мы ни появились, всё заканчивается тем, что нас пытаются убить или прогнать? Ненавидят. Кто-то вежливо, сквозь стиснутые зубы, потому, что наша помощь ему нужна. Кто-то с вилами, факелами, камнями и проклятиями, брошенными вслед. Везде одно и то же. Нас везде ненавидят, — голос её снова дрогнул. В уголках глаз блеснули крохотные бисеринки слёз.

— Потому, что им страшно, — шепотом ответил я, — Они, как и любой человек бояться всего, что выходит за рамки их понимания. Боятся. И потому ненавидят. Пока они поодиночке, эта ненависть сидит глубоко внутри каждого из них. Но стоит им собраться в толпу. Хоть немного почувствовать собственную силу и она вылезает наружу. Берёт верх над их гласом рассудка, превращая обычных людей в безвольное озлобленное стадо. Стадо, которому нужно выплеснуть свою агрессию. Вопросами вроде: «зачем?», «почему?», «какая мне от этого выгода?», «что я творю?», они в этот момент не задаются. Они вообще никакими вопросами не задаются. Им нравится ощущать себя частью толпы. Плыть по течению. Это гораздо удобнее, чем встать и сказать «одумайтесь, люди». Гораздо безопаснее. Ведь если ты так скажешь, пойдешь против течения, против озлобленной толпы, то сам можешь попасть под раздачу.

Айлин не ответила. Всхлипнула. Шмыгнула носом. И неожиданно прижалась ко мне. Я слегка опешил от этого. Покосился на Бернарда, но сержант всё так же продолжал усиленно делать вид, что считает трёх ворон, кружащихся над деревней. По какому кругу он их пересчитывал, я уточнять не стал.

— Нам придётся привыкнуть, что мы — другие, — я осторожно, стараясь не растревожить рану на плече, обнял девушку. Она прижалась сильнее. Нос начала щекотать прядь её волос, пахнущая какими-то полевыми цветами, — Люди не любят других. Ты можешь поменять эпоху, но это поменяет лишь предлог для ненависти. Безграмотные средневековые селюки видят в нас колдуна и ведьму, которые крадут детей, питаются падалью, наводят порчи и притягивают беды. Образованные люди из внешнего мира — предтечу к восстанию машин, которое, по их мнению непременно должно положить конец доминированию кожаных ублюдков на планете земля. Ну, или хотя-бы испоганить им игру.

Айлин сдавлено хихикнула не поднимая головы. Немного помолчала и спросила.

— Но ведь… Не такие уж мы и другие. Разве нет?

— Того, что есть, более чем достаточно, чтобы появился повод для ненависти, — я покачал головой, — Люди друг друга и за меньшее ненавидели. За другие обряды внутри одной и той же религии. За другой цвет тряпки, зовущейся флагом. За язык едва отличался от их собственного. Да даже за банальное желание жить своим умом. У нас же… Магические способности и электронные мозги, способные мыслить вне заданной им парадигмы. Поводы более чем веские, что для этих, что для тех.

— Не все же такие…

— Не все, — согласился я, — Есть те, кто и в толпе способен сохранить глас рассудка. Один из примеров мы только что наблюдали, в лице здешнего писаря. Некоторые таких людей даже достаточно отважные, чтобы пойти против обезумевшего человеческого стада. Нередко они пытаются остановить эту самую толпу до того, как люди натворят непоправимое. Натворят то, о чём потом могут сожалеть целыми поколениями. И так же нередко оказываются в одной петле или у одной стенки с тем, кого хотят защитить. И их ненавидят так же, как и тех, под другим флагом, со своим умом или ещё с каким либо отличием. Даже, наверное, больше. Потому, что для толпы в момент помешательства, они предатели, трусы или просто дерьмо, которое вообразило себя лучше тех, кто плывёт по течению. Вот только если это «дерьмо» оказывается не в силах остановить и вразумить людей, случается то, что в нашей истории случалось уже не раз и не два. Война. Геноцид. Или банальная поножовщина. Жестокие, бессмысленные и никому не нужные, — я ненадолго замолчал, задумавшись, стоит ли дальше развивать эту тему. Впрочем, в следующее мгновение Айлин решила эту дилемму за меня.

— Спасибо, — неуверенно сказала она, разжав руки, отступив назад и отведя взгляд в сторону, — И извини. Просто на меня что-то накатило… Минутная слабость.

— Ничего, бывает, — кивнул я, — На меня самого порой накатывает. Просто уже научился не подавать виду. А что касается Одрина, то без его помощи…

— Да чёрт с ним, — отмахнулась Айлин, — Надо, значит, надо. Просто, чем быстрее мы от этого говнюка отделаемся, тем лучше.

— Вот с этим уже не поспоришь, — многозначительно заметил Бернард.

Дальше шли молча. Телега мерно поскрипывала, лошадь изредка всхрапывала поводя широкими ноздрями, порывалась остановиться. Тогда возничий хлестал её поводьями по крупу, заставляя идти дальше. По пути нам попалось несколько патрулей ополченцев. Две четвёрки бойцов бежали в сторону деревенских ворот, ещё одна вытаскивала из сарая уродливое серое тело зацепив его за мясницкие крючья.

— Его тоже тудыть, к вам? В телегу то? — поинтересовался командир патруля, когда мы поравнялись с ними. Я молча кивнул. Телега встала.

— Кстати, — бросил я, обращаясь к Бернарду, — А как ты догадался, что Янек стоял на воротах?

— Это то просто, — пожал плечами сержант, снова доставая из-за пояса фляжку, — Ты лучше расскажи, как ты узнал про то, что он не человек.

—