Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не бухти, — Айлин принялась за еду, не обращая внимания на мои возмущения, — Как бабка старая, честное слово. Не помер же.
— В следующий раз ты пойдешь, а я буду парить ноги в бадейке, — я тоже принялся за еду. Каша на этот раз вышла на удивление удачной. Ну, или мне так показалось с голодухи. Однако, одного отрицать было нельзя: мяса и сала в этот раз наши «повара» действительно не пожалели.
— Ладно-ладно. Договорились, — примирительно сказала Айлин, отламывая себе небольшой кусок хлеба, из той краюхи, которую мне удалось достать, — Хотя, говоря откровенно, тебе не помешала бы бадейка побольше.
— Ты сама деликатность.
— Да я не про то, — отмахнулась девушка, — Хотя и про то тоже. Кровь надо отмыть, прежде чем снова обрабатывать рану.
— Боюсь, побольше сейчас уже не достать, — покачал головой я, — Придётся по старинке — мокрой тряпкой. Хотя, в одном, конечно, ты права. Надо выделить день, найти тут баню и хорошенько в ней откиснуть. И остальных тоже бы загнать в неё не помешало, чтоб не разводили антисанитарию. Хрен его знает, когда выпадет случай попарится вновь, так что надо пользоваться моментом.
Из-за шатра показался Трухляш. Вальяжно прошествовав к нам зверь подняв хвост и начал тереться мне о ботинки, выпрашивая лакомство. Обнаглевший котяра вместо того, чтобы ловить мышей, повадился каждый вечер устраивать обход и собирать своеобразную дань в виде кусочков мяса из каши.
— Да дай ты ему, — хмыкнула Айлин, глядя на то, как кошак выгибается дугой, пытаясь всей спиной потереться о мою штанину, — Знаешь же, что не отстанет, пока не получит.
Я, тяжело вздохнув над своей нелёгкой судьбой, выцепил ложкой самый большой кусок сала с прожилками мяса и протянул пушистому засранцу. Тот несколько мгновений брезгливо обнюхивал подношение, затем схватил его зубами, отбежал чуть в сторону и с громким чавканьем принялся уплетать «добычу».
Где-то вдалеке Роберт затянул мелодичную песню. Кажется это была одна из его лирических баллад, про двух влюблённых которым по воле злого рока никогда не суждено быть вместе. Следовало признать, что парню сложно было отказать в таланте. Многие его работы действительно трогали. Однако у солдатни популярностью пользовались в основном похабные стишки и песенки.
— Генри, — нарушила повисшее молчание Айлин.
— М…
— Давно хотела тебе спросить… — девушка замялась, размышляя над тем, как удачнее сформулировать вопрос, — Мы сражались уже не раз и не два. Тебе перед боем никогда не было страшно?
— Тебе честно?
— Да. Честно.
— Ну… — я задумался, пытаясь вспомнить, что именно чувствовал перед схватками, — Честно сказать, в большинстве случаев я просто не успевал подумать о том, что мне следовало бы испугаться. Но когда успевал, то боялся. Боялся до усрачки. Просто не подавал виду.
— Почему?
Трухляш наконец разделался с кусочком мяса и подошёл к Айлин. Покрутился возле бадьи. Встал на задние лапы, передними опершись на её край. Понюхал воду и брезгливо фыркнул. Но не ушёл. Запрыгнул на лавку и уселся у девушки на коленях, ожидая, когда та выдаст ему свою часть дани.
— Потому, что не мог. Не было у меня такого права. Если бы я, будучи командиром отряда показал свой страх, остальные… они бы тоже запаниковали. И дрогнули. И тогда мы бы с тобой сейчас попросту не разговаривали.
— Может быть ты и прав, — задумчиво протянула Айлин, а затем быстро и нервно добавила, — Но я, слава богу, не командир отряда. И мне страшно. Страшно впутываться во все эти дрязги с бандитами, выворотцами, крестьянами которые только повода и ждут, чтобы насадить нас на вилы. Так страшно, что аж мутит. Может, ну её, эту вылазку, бандитов и тварей. Давай снимемся и уедем. Вот прямо завтра утром.
— Нельзя, — я покачал головой, отставляя пустую миску в сторону, — Мы уже взяли деньги. И дали слово. Кроме того… Эти люди в беде. Им надо помочь.
— После всего того, что они нам наговорили? — Айлин смерила меня подозрительным взглядом, — После того, как нас перед ратушей чуть не растерзали?
Пока девушка говорила, Трухляш, так и не дождавшись подношения, встал на задние лапы, сунул морду прямо ей в миску, вытащил оттуда здоровый шмат сала и тут же бросился наутёк. Айлин тихо выругалась.
— Уже говорил — они напуганы. Сильно напуганы и оттого злы, — я опёрся спиной на стенку шатра, наполовину прикрыл глаза, любуясь расплескавшимся по небу алым заревом заката. Картину портила большая чёрная туча, стремительно приближавшаяся с востока. Похоже, сегодня ночью снова будет буря, — Но если мы им поможем, как знать. Может быть в них проснётся крупица человечности. И тогда тем «другим», которые пройдут тут после нас будет немножко легче.
Девушка ничего не ответила. Лишь тяжело вздохнула, выбралась из остывшей бадейки и принялась вытирать ноги. Натянула сапоги. Отодвинула лохань в сторону и неторопливо прошлась взад-вперёд, привыкая к новым ощущениям. И села рядом со мной. Гораздо ближе, чем сидела поначалу. Едва ли не прижавшись ко мне. Впрочем, сейчас я был совсем не против. Скорее даже «за».
Чуть приподнялся, оторвавшись от стенки шатра. Здоровой рукой приобнял её за талию. Девушка немного помедлила, словно бы в нерешительности, а затем положила голову мне на плечо. Нос приятно защекотал аромат полевых цветов.
— Генри, — одними губами прошептала она.
— М...
— У меня к тебе просьба, — Айлин ненадолго замолчала, собираясь с мыслями, — Не называй меня больше «коллегой».
— Почему?
— Мне не нравится.
Почему ей это не нравилось, я уточнять уже не стал. Не было смысла. Вместо этого в голове промелькнула мысль, что, быть может, Бернард кое в чём всё-таки прав. Пускай пока что и лишь отчасти.
Додумать её я уже не успел. Завыл ветер, бросив в лицо горсть мелких, холодных брызг. Раздался оглушительный раскат грома. Зигзаг молнии яркой белёсой вспышкой расколол потемневший небосвод пополам.
— Пойдем, а не то сейчас вымокнем до нитки, — бросил я, вставая и поплотнее запахивая ворот своей стёганки, — К тому же надо ещё успеть заняться ранами и хоть немного