и болтали. Клэман поцеловал девушку в макушку, и закрыл глаза от спокойствия и тепла. Достав телефон из куртки, Морган сделала сделала пару кадров, и побежала в дом, чувствуя, как разрывается сердце.

30. Папа

8 лет назад.

Телефон Аннабелль нагрелся от звонков Адама. Парень даже прислал курьера с букетом роз, но девушка отправила его назад. Сообщения в социальных сетях, смски, были бы актуальны бумажные письма — Клэман послал бы их.

«Что ты творишь? Ответь»

Последнее сообщение от него.

Аннабелль ничего не ответила, ей хотелось позлить парня, хотелось, чтобы он объяснился, почему снова виделся с бывшей. Она закрылась у себя в комнате и смотрела «Портрет Дориана Грея». Она изредка поглядывала в телефон, листая сообщения, которые увеличивались в геометрической прогрессии. Морган представляла, как Адама колотит и трясет, так ему было надо. Пусть сходит с ума. На несколько минут Аннабелль провалилась в размышления…

Может, она все приукрасила? Может ничего не было?

Ревность заставила поверить в безумные фантазии. Что если, встреча Адама и Ингрид, оказалась дружеской. Что-то случилось и Клэман, как хороший друг, пришёл на помощь. Или они просто встретились поговорить? Почему Адам скрыл встречу от неё? Пазл не складывался.

Морган хотела провалиться под землю. Взяв сигарету трясущейся рукой, Белль аккуратно, боязливо зажгла ее спичками и затянулась. Открыв окно, девушка надеялась, что родители не придут в тот момент, не застанут за этим отвратительным занятием. Выдыхая дым в окно, она затягивалась вновь и вновь, раздумывая о том, как быть дальше.

Она устала жить воспоминаниями, но заново начать ничего не получалось. Аннабелль, как и прежде, скучала по Уильяму. Она, как и прежде, пялилась на дом братьев Воттерсов, надеясь, что те, помашут ей рукой, придут на чай, притащив с собой черничный пирог. Никто не приходил. Как будто бы больше не было ни пирогов, ни братьев, ни дружбы, ни самой Аннабелль.

Стук в дверь вырвал девушку из собственных мыслей. Перепугавшись, Белль выкинула сигарету в окно и прыснула духами на себя. Открыв, она увидела отца и едва ли выдавила что-то скудно напоминающее улыбку

— Пустишь папу поговорить? — мягко спросил Эмметт, войдя в комнату.

Эта непривычная ласковая интонация насторожила девушку. Папа редко говорил с ней так нежно. Почти никогда.

— Ты уже зашел, — недовольно ответила Морган, садясь на кровать.

Эмметт сел рядом.

— Настроения нет?

— Нет. А вы с мамой опять поругались?

— Опять. Нам тяжело жить вместе. Думаем про развод, ходим к психологу. Я хотел поинтересоваться, куда будешь отправлять документы? Немного времени до выпускного. Меньше четырёх месяцев, — задумчиво сказал отец.

Аннабелль закатила глаза. Меньше всего на свете, в ту минуту, ей хотелось говорить о поступлении, работе и других взрослых вещах.

— Вы же хотели отправить меня там куда-то. На бизнес… что-то там. Я отправлю документы в Парижскую академию бизнеса. Или куда-нибудь подальше. Не хочу оставаться в Монреале.

— Конечно, тебе нужна бизнес-специальность. Ты сможешь открыть своё дело, будешь разбираться в финансах. В Монреале много хороших университетов. Зачем ехать далеко от дома?

Зачем ехать далеко от дома? Потому что дома из нее выжали все соки. Аннабелль не хотела поступать на специальность, связанную с бизнесом. У нее волосы на голове вставали дыбом, когда она смотрела предметы на таких факультетах. В планы ее жизни точно не входило унылое времяпрепровождение в офисе по восемь-девять часов, где единственным развлечением станет собрание у кулера в обед. И как часто бывает, Аннабелль просто не перечила родителям, которые так хотели направить дочь туда, куда хотели поступить сами, но судьба распорядилась иначе. Морган вообще не хотела никуда поступать сразу после школы, потому что мозг требовал отдыха после такого режима жизни.

— Ладно, договорились. Возможно, я могу рассчитывать на грант. С оценками все хорошо, — солгала девушка, чтобы отец не начал очередной скандал.

Мужчина улыбнулся. Аннабелль прикусила губу. Врала. Опять врала. Из-за частых прогулов Аннабелль с грохотом вылетала из конкурсной программы, лишившись возможности оплаты грантом. Она плохо училась в гимназии, находясь чуть ли не в списках на отчисление из-за низких оценок.

— Что там ещё в школе?

— Ничего нового, школа как школа.

— Подружилась с кем-нибудь? — ласково поинтересовался мужчина, поглаживая дочку по голове.

Их разговор напоминал допрос. Отец работал полицейским и часто приносил домой разные повадки стражей порядка. Аннабелль с трудом понимала, как говорить с ним искренне, как делиться трудностями, когда реакции папы на все — сплошные крики.

— Подружилась, — сказала Аннабелль, — и уже поссорилась.

Глаза предательски зажгло от подступающих слез. Девушка прикусила губу, чтобы привести себя в чувство. Она не стала бы плакать перед отцом. Не тот он человек.

— В смысле? — спросил Эмметт.

— Мы сначала подружились, потом прошло пару недель, и меня превратили в изгой, — сказала Аннабелль, — так что, крепкой дружбы не случилось.

— В изгой? Тебя травили?

Девушка помотала головой. Будь бы ее отец другим — она бы непременно сказала правду.

— Нет. Я общаюсь с двумя-тремя людьми в классе от силы.

— А из старой школы? Дороти, Уильям, Том?

— Дороти переехал с парнем куда-то и перестала с нами общаться, Уильям решил поиграть в Казанову и сошел с ума, а с Томасом мы перестали дружить еще в седьмом классе, папа.

Да.

Аннабелль рассмеялась про себя — странно, что отец вообще знал, в каком классе она учится. Умудрился вспомнить ее старого одноклассника, с которым Аннабелль дружила года четыре, после того, как дала ему мячом по голове на уроке физкультуры.

— Так это значит ты одна постоянно, — признал Эмметт, — обычно люди тянутся друг другу по интересам. В последнее время ты стала очень холодной, отталкиваешь, скорее всего, людей своим настроением.

Аннабелль цокнула.

— Серьезно, пап? Каким настроением?

— Ходишь кислая. В семнадцать лет никаких проблем нет, живи в свое удовольствие.

— Ага. Дома у меня Санта-Барбара, в школе завал, в личной жизни караул, а я должна улыбаться и притягивать людей. Правильно?

— А какие проблемы? Ты живешь хорошо, тебе ни в чем не отказывают. Что еще нужно? — развел руками отец.

— Адекватная семья?

— Что не так?

— Вам всегда было плевать на мои желания. Вы видите только себя. Ничего не замечаете.

— А ты замечаешь? Замечаешь, что отец пришел с работы голодный, а в холодильнике из еды только старые макароны с сыром, на котором скоро плесень пойдёт.

— Станет деликатесом.

— Ох уж эти твои шуточки. Ты прекрасно понимаешь, что я имел ввиду.

— Я не хочу ничего делать для людей, которым плевать.

— Вот я пришел, хочу поговорить. Но разве ты