— Ну что же вы, голубушка. — Эрик, казалось, веселился от души. — Отвечайте медикусу. Почему вы не умерли?

Ольга молчала, осматривала опустевший плац и осознавала произошедшее. Главгад как-то преодолел контроль Аста и кинулся на нее. У Рансу, как выяснилось, был припрятан нгурулий шип с капсулой яда. Оля потрогала щеку, припоминая, что здесь жгло. Вздрогнула — осознала, что безумец целился в глаз. Сволочь! Ей повезло — только скулу оцарапал, потому что она грохнулась. Руки взметнулись к многострадальной голове — не больно. Если и ушиблась, то столичный успел залечить. Хорошо. Что он спросил? А-а…

— На меня не действует нгурулий яд, уважаемый интэ. Почему — не знаю. Наш интэ Дрири что-то изучал, поинтересуйтесь у него.

— Совсем не действует?

— Щиплет.

Рассказывать столичному, что щена поцарапала ее клыком в момент запечатления, а потом лизнула ранку, Ольге не хотелось. Тырюся же маленькая, значит, и ядовитость у нее пониженная… Наверное, тогда Ольга и приобрела устойчивость к отраве. Микродоза и все такое. Повезло, короче. И вообще, что странного? Наездники же не травятся от своих нгурулов. А для Оли все нгурулы свои. Но этого пришлому никто не скажет, вот. Пусть открытие, если таковое имеет место, достанется Трою Дрири. Он наш, он друг.

Взгляд зацепился за неправильность — с раскаленных плит опустевшей тренировочной площадки медленно исчезало бурое пятно. Довольно большая лужа густой бордово-коричневой субстанции лениво втягивалась в камень. Ольга сглотнула, и это простое действо оказалось немного болезненным — в горле пересохло.

— Оля, Оленька, — Раим взял Ольгино лицо в ладони и заставил отвернуться от кровавого пятна, — прости меня, я не успел.

— Все ты успел! — заявило величество с веселым раздражением. — Не верьте ему, драгоценная наша. Он ничуть не раскаивается.

Затихарившийся Пашка забормотал трагическим шепотом, что он тоже ничуть не угрызался бы. Вот еще. Жалко, тут некромантов нету, а то Пашка этого бесноватого пастуха оживил бы и еще разок прирезал. С особым цинизмом. А криворукого арбитра, который контроль не удержал, он еще встретит. Ой встретит! Подальше от медикусов. И снова ему челюсть поправит, только на другую сторону. Это лавэ у них левша, а он, Пашка, нормальный.

Племянник ворчал, Эрик веселился, столичный доктор дивился своему сюзерену, а до Ольги доходило, что Раим убил сумасшедшего главпаса. Ну точно! Нож у шефа был, Паха им свою рубашку кромсал, да-да. Вот откуда кровь на камнях. А тело, значит, убрали, пока Ольгу исцеляли. А шип этот гад, значит, подобрал, когда растянулся у Ольги на глазах, а лавэ не заметил. Так никто не заметил.

— Оля, скажи что-нибудь, — тревожно заглянул ей в глаза Раим. Отвернется? Оттолкнет? У землян странная мораль, а он человека убил.

— Кристаллы пора менять, опять уборочная магия тормозит. У тебя еще есть или нужно в департамент?

Смех, интриги и три поросенка

Мужчины грохнули хохотать. Нет, не так — они ржали! Пашка переломился в поясе, а потом и вовсе плюхнулся на плиты плаца. Видно, восхищения, как та пушкинская царица, не снес. Он лупасил по горячему камню раскрытой ладонью и приговаривал:

— Ну, тёть Оль! Ну ты сказала! Кристаллы… Менять… — И новый приступ хохота.

Величество Эрик тоже не стеснялся. Даже академический медикус чуть подергивал скорбным ртом, явно пытаясь сдержаться. Раим пусть и был слегка озадаченным, но выглядел наиболее вменяемым — веселился, это да, но хоть не корчился.

— И что смешного? — ядовито уточнила раздосадованная Ольга, породив очередной приступ хохота.

Нет, отчего Пашка смешинку словил, ей понятно: стресс у парня выходит, да еще и хмель по жилам наверняка гуляет. А эти-то чего закатываются? Тоже перенервничали? Ну ладно, пусть посмеются. Не плачут же. Ольга покивала, соглашаясь с этой умной мыслью, и требовательно уставилась на племянника, справедливо полагая, что от него объяснений скорее дождется.

— Прости, тёть Оль. — Пашка чуть успокоился и поднялся на ноги. — Пока ты в отключке валя… лежала, тут было немножко… э-э… хлопотно. Командир дерется с тем придурком бесноватым, нгурулы ревут, парни растерялись. Потом кто-то сообразил, приказали зверей увести. Покинуть плац, короче. Да я сам растерялся, как дурак. Тыря еще концерт устроила, Свап с Рашем ее вдвоем держали. Потом командир этого, — кивок на почти исчезнувшую с плаца кровь, — угомонил. Проход открывать наново стали, Фрогса уводили, с трупом возились. Медикус лечить тебя не хотел, все про яд бормотал и не верил, что ты живая. — Оля очень живо представила, как Раим с Эриком наседают на бедного доктора, требуя совершить воскрешение наложением рук. А Пашка продолжал: — Ну ты и вправду страшная была. Бледная, на щеке царапина кровит. Короче, тёть Оль, я тебе каску подарю. Без каски тебе никак нельзя, — воскликнул Пашка патетически и не удержал смешок. — Твоя голова прям притягивается к твердым предметам и сотрясается. Не переживай, все хорошо уже. Столичный док тебя полечил. А ты глаза открываешь и… ой, не могу… кристаллы менять. — Пашка вдруг оборвал смех и сгреб тетушку в охапку. — Не подставляйся так больше, ладно, тёть Оль?

Оля обняла в ответ. Крепко-крепко. Прошептала:

— Дари каску, мой мальчик. Да хоть бронежилет. Все носить буду. — И оттолкнула слегка, чтоб не затягивать душещипательный момент, не смущать парня. Обернулась к лавэ — тот улыбался ей навстречу так открыто, так понимающе, что Ольге захотелось немедленно, вот прямо сейчас, оказаться в его в ободряющих объятиях. Ведь было же такое, она помнит. Можно бы и самой, но присутствие папирусно сухого академуса сдерживало. Да и плевать на столичного… До Ольги одномоментно, как будто штепсель в розетку воткнули, дошло, что ее чуть не убили. Насовсем!

Если бы чуйка не сработала и Ольга не отступила на шажок, если бы не качнулась на отвычных каблучках, не потеряла равновесия, не свалилась от малейшего толчка… Рансу, гадина бесноватая, дотянулся бы своим орудием куда целился — до глаза. Не иначе, насладиться хотел, как она окочурится, руками пощупать ее смерть. В глаз не вышло, только щеку оцарапал. Да если бы не Ольгина антинаучная устойчивость к нгурульему яду, и в глаз бить не понадобилось бы — достаточно было кожу повредить. Помирала бы помедленней, но все равно — с гарантией. Все рассчитал, собака бешеная, потому и в лицо метил, сквозь мундир не тыкал — знал, что ткань заговорена на этот счет. Иначе наездники бы свои мундиры каждый день клочьями на шипах зверей оставляли. Рансу, скотина, и добил бы ее, упавшую, если бы не…

— Спасибо! — шагнула Ольга к Раиму. — Спасибо!

Обнять не посмела, но за руку схватила, в ладонях кулак стиснула и прижалась щекой к мужским костяшкам — на долгий-долгий миг, не дыша.

Раим деликатно обхватил худенькие плечи свободной рукой, потом деликатность снесло волной Ольгиного удовольствия — обнял, как хотелось, чтобы вся в руках, и ее висок у его щеки, и волосы пахнут свежо и живо. Главное — живо. Он успел! На один краткий миг Раим представил себе, что вражина Рансу своего добился. Ольга сдавленно пискнула — хватка Раима вдруг стала угрожающе костедробительной. Это и развеяло очарование момента. Объятия разжались, но никто и не думал смущаться. До всех — до довольного Пашки, до Оли и Раима МЧСовича, даже до черствого столичного эскулапа — дошло, что все кончилось. И Пашкина битва, и ответственность лавэ за арестантов, и неопределенность Олиного положения. Все кончилось. Осталось только до отбытия столичного перца дотерпеть. Оля ждала этого знаменательного момента, чтобы выдохнуть с облегчением, да хитренькая улыбочка величества не давала. Кажется, у венценосного очередной, который уж за сегодня, джокер в рукаве припрятан.