– Отряд Домаша Твердиславича, брата посадника, посланный нам на помощь, вырезан тевтонцами. В живых осталось трое – и то благодаря Кербету.

Александр умолчал об истинных целях побитых новгородцев. Домаша уже не вернуть, пусть лучше так будет. Голос нарастал.

– Епископ Герман призвал датчан, нанял латгалов и выдвигается из Толовы к Ахье, навстречу немцам. И все потому, – голос князя набрал полную силу, – что Святополк Поморский блудит с новой наложницей, вместо выполнения своих обещаний. Проклятье! Надеяться не на кого. Мы уходим домой, но не просто так. Сначала накажем епископа. Слушай приказ, – князь с силой вогнал клинок в землю. – Сворачиваем лагерь немедленно. Все мешающее быстрому продвижению, отправляется к устью Желчи. В обозе оставить минимум продовольствия. Идем к Омовыже. Будем готовиться к битве.

– Князь, зачем на север? – возмутился Михайло Сытинич. – Дадим бой здесь. Силищу-то какую собрали.

– Нет! Будем биться в том месте, где сможем реализовать все наши преимущества. На реке мы слишком уязвимы. Нет места для маневра конницы. Данов и чудь одолеем, а немца не сдюжим.

В шатре тут же поднялся гам, обобщением которого была мысль о непобедимости русского воинства, но князь уже никого не слушал. Дальнейшее обсуждение его не интересовало. Пелгуй подводил походного коня к шатру, и Александр обдумывал речь, которую он произнесет перед войском, воодушевив бойцов на кровавую сечу.

Покинул Ляэнисту, русская рать разделилась на две части. Пахом Ильич повел обоз с реквизированным у эстов добром на семидесяти санях на восток, через Изменку и Самолву к Желче. Ярославовичи, взяв только продовольствие, отправились на север, угрожая Дерпту внезапным наскоком, как это было восемь лет назад. Принял бы это решение Александр тремя днями раньше, смог бы успеть повторить рейд отца, но в этот раз эсты соорудили засеки прямо на льду реки. Чудь стала вести партизанскую войну со всеми атрибутами коварства и внезапности. Авангард русской рати несколько раз попадал в засады. После стычек знахари хватались за голову – стрелы были отравлены. Потери стали расти, особенно в лошадях, а воины перестали снимать доспехи, заметно снизив темп перехода. Вдобавок ко всему, на второй день пути войско лишилось практически всего провианта. Вялламяги из Парапалу со своими сыновьями пустил лишь три стрелы с подожженной паклей в сторону вставших на привал новгородцев. Одна из них расколола горшки с конопляным маслом, а остальные устроили большой костер, где сгорела вся мука с крупой. Испуганная лошадь с горящим возком страшная штука. Потеряв продовольственный обоз, рать Ярославовичей была вынуждена повернуть к Чудскому озеру. Разбить противника поодиночке оказалось невозможным. Третьего апреля князья провели ревизию оставшихся запасов продуктов, сократили рацион и вспомнили про Пахома Ильича. Его обоз, по всем подсчетам, уже должен был быть в районе Самолвы. А это – худо-бедно одного меда пять саней. То, что новгородского боярина послали сбить след немцам, князья старались не брать в голову, сам напросился. Кербета срочно послали с письмом в Самолву. Новгородский князь просил боярина задержаться у зятя и подготовить любой возможный запас провианта, а в случае если Гюнтер согласится поддержать объединенную рать, то обещать ему всяческие блага от его имени.

Гонец от князя был совершенно случайно встречен возле острова Городец, когда я, Гюнтер, Нюра с отцом и Снорри гнали по льду лисиц. Буквально через час в моей башне был составлен ответ, и Кербет умчался обратно, везя с собой проект договора. Сам же Пахом Ильич, склонившись над картой, высматривал земли на север от Самолвы, вплоть до устья реки Нарова, где проживали немногочисленные племена с одноименным с рекой названием. Дани с них новгородцы собирали мизер, а учитывая нестабильную ситуацию на юго-восточных рубежах и невозможность защиты западных от датчан, данные земли вообще находились под угрозой потери. Их и предложил, после согласования со мной, приобрести для себя Гюнтер, в обмен на продовольствие, амуницию и военную помощь в войне против ливонцев. Действуя по заранее оговоренному плану, мы подготовили договор, переданный с Кербетом, и условились о посыльном, который встретит и проведет интендантов до условленного места. Оставалось только оценить прибрежные леса с многочисленными болотами да победить в войне. В душе Ильич надеялся, что война уже закончена, но, украдкой посмотрев на меня, с сожалением покачал головой.

Кербет не проскакал еще и половины пути в обратную сторону, как из ворот замка стали выезжать посыльные. Один из них последовал в сторону Собольничего берега. У него не было ни длинного копья, ни крепкого, окованного железом щита. Всадник был невысок, на голове имел шапку-ушанку с черным кожаным верхом, плечи покрывал теплый дорожный плащ с капюшоном, а внушительные меховые рукавицы, державшие поводья, были прикреплены эластичными тесемками к рукавам куртки. На боках лошади пузырились переметные сумки, возле седла торчала рукоять меча, а ближе к шее скакуна свисали две кобуры с выглядывавшими из них рукоятями арбалетов пистолетного типа. Вроде и не было на всаднике заметного глазу доспеха, однако никакая стрела, попади она в туловище наездника, не смогла бы пробить жилета, поддетого под пуховик. Павел ехал нехотя, с заметной ленцой отдавая команды лошади, часто поглядывая в сторону таверны, наверно, самого большого после замка строения, где недавно разместились два десятка литвин. Он хотел быть среди них, среди рыцарей-меркурьевцев, но не получилось. А ведь как все хорошо начиналось: со Свиртилом договорился, госпожа Нюра дала согласие, сам князь был не против. Если б не дядя княжны… Юноша еще раз представил, как ему, забрызганному чужой, и возможно, немного своей собственной, капающей из наспех перевязанных ран кровью, вручают рыцарские шпоры. И, уже будучи рыцарем, он непременно привезет из далеких земель красавицу-невесту, куда-нибудь поближе к Самолве, чтоб недалеко от дяди Воинота и от Трюггви.

Когда колонна русских войск подходила к острову Пийрисар, Кербет уже передал все бумаги князю.

– Гюнтер Штауфен предлагал свою помощь, – сказал брату Александр, – вот и настало время воспользоваться его предложением. Пополним запасы, передохнем, заодно посмотрим, что за силу представляет этот Штауфен, князек Самолвы.

– Бой там дадим? – спросил Андрей.

– Брат, скажи мне, ты веришь в предсказания?

– Да. Хоть церковь и отрицает их, но ведь сбываются же?

– Вот и я верю. К сожалению, все уже предначертано. – Александр положил свою руку на руку брата. – Через два дня, Андрей. Все будет хорошо, верь мне.

К полудню четвертого апреля русские войска вышли к усадьбе Воинота. С едва заметным, почти нулевым уклоном к замерзшей воде, на полсотни метров простирался поросший тростником берег. Со стороны озера было невозможно разобрать, где начинается земля, а где граница ледяной глади. Ветер с берега колыхал стебли, отчего развесистые поникшие метелки покачивались буро-желтоватыми волнами, закрывая собой небольшую поляну перед лесом. Проводник помахал флажком и, дождавшись ответного сигнала, направил своего коня прямо в высокие заросли тростника. На поляне уже ждали. Барон Воинот в окружении двух смердов, восседавших на низкорослых корельских тарпанах, сторожили от лесного зверья волокуши с продовольствием. Соленую и копченую рыбу привезли из Самолвы еще утром. А вот корзины с хлебом – только что.