Столы стояли в деревнях, столы стояли на московских перекрестках, и уж само собой – ломились от яств столы в Большом Великокняжеском дворце.

– Мой брат, бояре! Это мой младший братишка!!! – крепко обнимал веселого юношу великий князь Василий Дмитриевич. – Всю Орду великую на одну ладонь положил, а другой прихлопнул! Любо Юрию! – поднял кубок правитель Москвы. – Любо славному сыну рода Ярославичей!

– Любо! Любо! Любо! – восторженно подхватили сидящие за столом бояре, вскидывая ковши и кубки над головой: – Слава князю Звенигородскому!

Праздничный пир длился уже не первый час, и мужчины успели изрядно расслабиться, разогреться, многие поснимали тяжелые шубы, иные скинули ферязи. И даже за опричным столом братья сидели в блестящих атласных рубахах, без ферязей и оплечий, а великая княгиня сбросила белоснежный плащ, пушистый от собольего меха, на спинку трона.

После невероятного, просто потрясающего разгрома Орды и разорения почти что всего побережья Камы одной лишь звенигородской дружиной – Василий Дмитриевич более ужо не вспоминал о былых своих советах сидеть тихо в стороне от походов и баталий, о многолюдности и непобедимости южных стран, о том, чтобы предоставить злобным соседям возможность самим перегрызть друг другу глотки. Он говорил только о победе, о крепости русской булатной стали в руках настоящих воинов и о том, сколь отважные и решительные витязи рождаются среди потомков великого князя Ярослава Всеволодовича!

Бояре и князья пили за победу, за добычу, за новые походы и удачи. За славу и успех. И само собой – за юного князя Юрия Звенигородского, достигшего столь невероятной победы в свои малые двадцать лет. Многие мужи даже возвеличивали его над великим Александром Невским, тоже побеждавшим в восемнадцать… Вот только разве можно сравнивать разгон мелкой шведской шайки с разгромом великой Волжской Орды?! Победу над крестоносцами в порубежной стычке – и захват в одном решительном походе четырнадцати богатых городов и возвращение с несчитанной добычей?

И потому раз за разом поднимали тосты бояре и пили за здоровье победителя хмельной стоячий мед и пряное немецкое вино:

– Слава Юрию Дмитриевичу! Любо юному воеводе! Долгие лета лучшему из Ярославичей!

Радостный, уже изрядно захмелевший великий князь и не думал обижаться на подобные слова – он тоже пил под эти возгласы и желал юному брату долгие лета и новые победы!

Хотя, с другой стороны, не столь уж и «юному». Ведь разницы меж Василием и Юрием было всего три года. Огромное различие, когда тебе двенадцать, и не особое – когда двадцать с небольшим. В тридцать – так и вовсе ровесниками можно будет считать!

– За избавление от напасти татарской, бояре! – снова и снова звучало над столами.

К вечеру многие гости уже начали уставать, отходить от угощения, приваливаясь к стене на стоящих под окнами лавках, а то и вовсе вытягиваясь во весь рост, подгребая под голову лежащие тут и там шубы и ферязи, накрываясь другими.

Великая княгиня Софья тоже изрядно захмелела и развеселилась, проникнувшись всеобщей радостью, – однако она была у себя дома. Да и пила не так рьяно, как мужчины,и потому ввечеру удалилась с полным достоинством, позволив кравчей накинуть себе на плечи соболий плащ и поклонившись гостям. Чего, впрочем, никто из бояр не заметил. Даже сам великий князь, крепко обнимающий князя Звенигородского и что-то ему оживленно рассказывающий!

Юрий Дмитриевич согласно кивал и прихлебывал вино. Слышал он при том хоть что-нибудь из слов брата али нет – неведомо.

Когда Софья Витовтовна снова заглянула в пиршественную палату поздним утром нового дня – там практически ничего не изменилось. Многие бояре сидели за угощением, кушая и негромко переговариваясь, выпивая уже без общих тостов. Многие спали. Многие клевали носом или возвращались к общему веселью. И даже братья-Дмитриевичи все так же обнимались наверху за опричным столом.

Великая княгиня величаво кивнула всем гостям, слегка улыбнулась и тоже подсела к братьям. Позволила кравчей налить в кубок и в небольшую стопочку красного вина, подождала, пока княжна Троекурова отпробует угощение, а уже потом с огромным наслаждением осушила свой бокал – после вчерашнего застолья Софья чувствовала себя все-таки не очень хорошо.

Однако после вина ей очень скоро стало легче – и великая княгиня осушила еще кубок. А затем и третий – хотя третий, наверное, был уже лишним, ибо после него у женщины закружилось в голове. Однако мир сразу стал светлее, бояре показались уже не столь квелыми и скучными, а их разговоры стали интересными.

– И вот несешься ты на них, – азартно рассказывал Юрий, – и метишься копьем, и удар, и удар, и удар… И все мимо, Карачун меня заледени! Ну вот прямо как во сне, веришь?! Ни одного! Ты веришь, брат, ни единого татарина не зацепил за всю битву! Колю во все стороны, рублю во все стороны, и ни на ком ни единой царапины! Ну вот ты в подобное поверишь?! Точно тебе сказываю, все как во сне!

– А я всего минуту в битве пробыл… – вспомнил Василий. – Даже того меньше… Сошлись, ударились… Треск, грохот… И все. И опосля чуть не месяц пластом провалялся… И шрам на всю жизнь, на память.

– Так давай еще попробуешь, братишка! – оживленно ударил великого князя в плечо младший брат. – У тебя, вон, митрополит с архиепископом[22] насмерть воюют, кровь ручьем течет, ушкуйники по Заволочью шастают, князь рязанский бунтует. Мы что, войны хорошей для тебя не найдем?!

– Не княжье это дело, у костров походных бока пролеживать, – устало откинулся на спинку трона Василий Дмитриевич. – В большой державе хлопот не счесть. Подати, дороги, пошлины, мельницы, железо. Пока горят горны и куют молоты, казна наша пополняется и сим трудом сила наша растет. Да еще зелье огненное для пищалей и тюфяков… Стреляют они знатно, да токмо и порох сжирают, как слоны капусту. Не напастись! За сими делами догляд постоянный надобен. Не отлучиться.

– Да ладно тебе, братишка! Рогатину в руку взять, саблей в сече помахать куда как веселее, нежели за зайцами по лугам гоняться!

У великой княгини кольнуло в груди. Она опять, словно вчера, увидела перед собой того юного Василия, которого когда-то полюбила, – лихого, отважного, безрассудного, но все равно удачливого. Но сим сказочным принцем ей вдруг померещился вовсе не правитель, обмякший в кресле, а плечистый юноша в алой атласной рубахе, опоясанный шелковым кушаком, и с золотым кубком, украшенным самоцветами, в руках.

Женщина поежилась – и протянула кубок в сторону кравчей:

– Что-то в горле сегодня пересохло… – пожаловалась великая княгиня.

– Горожане татарский двор ломают! – неожиданно закричал кто-то из дверей.

– Как ломают, почему? – зашевелились бояре, но им никто не ответил.

– Ломают? Почему? – заинтересовалась и Софья Витовтовна.

– Так пошли посмотрим! – легко предложил князь Юрий, опрокинул кубок в рот и поднялся, подхватил с подлокотника ферязь. – Вась?