– Сделаем, княже, – согласно кивнул кормчий.

– Тогда по коням! – приказал юный воевода и направился к удерживающим его аргамака холопам.

Примерно с полчаса русские дружинники съезжались воедино, вставая стремя к стремени в один общий строй. Выехавший чуть вперед князь Звенигородский осмотрел сверкающие начищенной броней ряды – и указал рогатиной на врага.

Кованая рать двинулась вперед. Сперва шагом, затем рысью, а в трехстах саженях от врага перешли на галоп. Многие тысячи копыт тяжелых коней, несущих одетых в железо всадников, мерно били в землю, и оттого она стала ощутимо дрожать и грозно гудеть на добрую версту окрест – и из рощи взмыли в воздух испуганные птицы, а вода на реке покрылась мелкой стоячей рябью.

Татары вскинули луки – и воздух тоже загудел, зло зашипел стрелами, заставляя потемнеть самое небо. Бояре прикрыли лошадиные морды щитами и опустили копья.

Когда до сшибки остались последние мгновения, степная конница спрятала луки и тоже выставила пики, прикрылась щитами.

– Ур-ра-а-а!!!

Копья ударили в щиты и тела, пики вонзились в тополиные «капельки» и заскрежетали по пластинам брони, тяжелые высокие аргамаки навалились на низкорослых степных лошадок – просто опрокидывая, сминая их своей грудью и сметая скоростью, стаптывая первые ряды легкой татарской конницы.

Степняки попятились, потом еще, дрогнули – и стали отходить. А потом и поворачивать, спасаться.

– Ур-ра-а!!! Геть, геть, вперед! – боярская конница, теряя копья, взялась за сабли, воздух засверкал жаждущей испить кровушки булатной сталью. – Бей их, гони!!! За Ю-юрия-я!!!

Радостный клич не смогли поддержать только пехотинцы судовой рати, бегущие позади лошадей с тяжелыми щитами и копьями, причем многие еще и в железной броне.

Между тем кованая рать уже смела татар со своего пути, гнала их в степь, рассыпаясь из плотного строя в широкую рыхлую массу.

Пехотинцы, тяжело дыша, миновали излучину, побежали дальше – безо всякой надежды куда-то поспеть, однако же выполняя княжеский приказ.

– Татары-ы-ы-ы!!! – неожиданно завопили крайние воины.

Старшина Солод глянул туда – и увидел многочисленную конницу, что во время сечи таилась за рощей, а теперь поднялась в стремя, чтобы ударить в спину увлекшимся погоней русским боярам.

– Слава болотным духам, можно больше не бегать, – облегченно отер лоб бывалый вояка и громко закричал: – Стройся, ребята! Смыкайся, смыкайся быстрее!

Судовая рать легко и быстро повернулась навстречу врагу, вставая в ратный строй: щиты вперед, левый край деревянного диска кладется на плечо стоящего слева товарища, правый край держишь кулаком сам; рогатину упираешь в землю подтоком, а острием направляешь вперед. Второй ряд выставляет свои копья над плечами первого.

В считаные минуты поперек окровавленного поля вытянулась ощетинившаяся острыми стальными наконечниками прочная деревянная стена, каковую и тараном пробить непросто, не то что лошадью!

Добровольно нанизываться на рогатины степняки не стали – взялись за луки, проносясь вдоль пешего строя и выцеливая ратников. Дробно и часто застучали стрелы, тут и там послышались крики, стоны, местами пехотинцы стали падать.

Однако достать воина за щитом не так-то просто – из-за деревянного диска лишь глаза блестят да ступня иногда проглядывает. Посему стена, потеряв с десяток воинов убитыми и десятка два ранеными – осталась стоять все так же твердо и недвижимо, не пропуская степняков для удара.

Татары покрутились еще немного, грозя судовой рати копьями и саблями, постояли в стременах, вглядываясь вдаль, а потом… Просто и бескровно ушли. Ведь все стрелы, предназначенные для боярских спин, ныне уже торчали в щитах пехотинцев, а время для удара в тыл кованой коннице оказалось упущено. Притворное отступление главных уже давно превратилось в самое настоящее – и догонять ушедшую далеко вперед русскую кованую рать стало бесполезно.

Через день после этой стремительной сечи глинобитные стены Акташа рассыпались под ударами гранитных пушечных ядер – и город пал к ногам захватчиков. Еще через неделю Юрий Дмитриевич взял город Мензель – а затем неожиданно развернулся и пошел на Булгарский улус изгоном. Причем – со стороны степи, откуда местные жители не ждали никакой опасности. Многотысячная армия рассыпалась на маленькие отряды, каковые скакали подсохшими лесными дорожками и приречными тропами, пытаясь добраться до самых дальних, потаенных кочевий и поселков, и вплоть до отдельных заимок и стоянок – выискивая спрятанные стада и отары, людские схроны и тайники. И в этом последнем набеге хуже всех пришлось немногочисленным счастливчикам из Казани и Булгара, пересидевшим беду где-то в стороне от города. Бедолагам, решившим, что беда осталась позади и можно вернуться к родным порогам, откопать клады, вскрыть тайники, и начавшим восстанавливать дома и хозяйство – и внезапно вновь увидевшим на своем пороге хорошо вооруженных чужаков.

– Ну и что? – спросил у свиты юный князь Юрий Дмитриевич, властитель Звенигородский и Галицкий, натянув поводья верного аргамака на песчаной отмели у слияния полноводной реки Камы и еще более полноводной Волги. – Где же та обещанная моим братом Василием стотысячная армия большой Орды, каковой нам всем надобно жутко бояться и постоянно пред нею трепетать? Почему за весь год я так и не нашел здесь врага, с которым было бы не стыдно скрестить свой острый меч?

* * *

Как раз в это самое время отборные сотни-кошуны непобедимого Тамерлана, по прозвищу Железный Хромец, гнали остатки наголову разгромленной в битве на Тереке гигантской армии Тохтамыша через пересохшую ногайскую степь. Гнали до тех пор, пока не оказались среди густых рязанских лесов. Уткнувшись в Елец и поняв, что оказались в землях совершенно чужой, незнакомой державы, населенной людьми, которые говорили на незнакомом языке, – кошанцы немного пограбили местных обитателей – как же без этого? – и повернули назад.

Тохтамышу повезло. С жалкими остатками своего воинства он все-таки смог хитрым маневром оторваться от преследования – царь Волжской и Заяцкой Орды повернул на запад, в противоположную от Сарая сторону, чего его враги никак не ожидали. Тохтамыш сбежал в Литву, бросив свою громадную державу на произвол судьбы.

15 сентября 1395 года

Москва, Кремль

Торжествующий колокольный звон катился по столице, выхлестывая далеко за ее пределы, ко всем обителям и деревенским звонницам на два дня пути окрест. И точно так же – на два дня пути во все стороны – гулял и веселился весь честной народ. Столы стояли прямо на улицах, накрытые где скромно – рубленой капустой, яблоками, солеными грибами, мисками с брусникой и сладкой, как девичий поцелуй, владимирской вишней; где побогаче – с пирогами и соленой рыбой, пастилой и ревенем, но везде – с полными бочонками хмельного меда, ячменного пива и браги.

Веселись, Москва! Веселись, весь народ русский! Татарской Орды больше нет!!!

Несчитанная добыча, неисчислимый полон, рассказы о сотнях городов и весей, дочиста разоренных у врага, многие тысячи внезапно разбогатевших ратников – ныне щеголяющих в бархатных штанах и парчовых кафтанах и орущих хмельные здравицы непобедимому воеводе, храбрейшему и умнейшему князю Юрию Звенигородскому!