Поднимаю руку и смотрю на кольцо: бриллиант поблескивает гранями. Мой жених лежит рядом, а я не могу прикоснуться, устроить голову у него на плече. Насколько это нелепо?

Да, я не касаюсь его, но думаю об этом. Что ткань рубашки на ощупь мягкая и едва различимо пахнет одеколоном, когда он двигается. От него исходит ободряющая уверенность. Спокойная сила. Надежность. Тепло, как от ярких углей в камине. Он как горячие объятия в холодную звездную ночь, когда дыхание вылетает облачками пара. Как добротный старинный дом в лесу и клетчатая зимняя шапка.

Николас Бенджамин Роуз – хороший человек до мозга костей, и это правда, хоть мы с ним и были невыносимы.

Мне кажется, прикосновение к нему – то же ощущение, как когда тебе приносят цветочек из сарая и ставят в сине-зеленом стакане прямо перед тобой, у тарелки. Как тянущийся дымок и запах голубой ели. Как лунный свет, подсвечивающий облака. Как сосна, мой новый любимый запах. Он точно солнечный лучик, падающий на ковер сквозь щелку в занавесках, теплый, неспешный, как полуденный поцелуй. Как переплетенные в дреме тела на узком диване.

Он как морозный осенний запах, как ледяная сталь лопаты, перевернутой вверх тормашками, по которой ты проводишь пальцем, проходя мимо покосившегося сарая. Он в этих деревьях. В пруду.

Я представляю, как он плавает там летом, как блестит на солнце влажная кожа. Как он прыгает в воду со старого пирса. Как двигаются мускулы на его спине при каждом движении.

Когда-нибудь для какой-то другой женщины он будет ощущаться как яркий свет, проникающий сквозь отдернутые занавески верхнего окна, как кружащиеся вихри пылинок в солнечной комнате. Как обручальное кольцо из полоски серебра, единственное незагорелое место на его руке. Он будто два дерева, растущие вместе, переплетающиеся ветвями в объятии.

Мне бы хотелось прочитать его мысли, узнать, что он думает обо мне. Но спрашивать я не хочу, потому что вдруг он скажет, что последних недель недостаточно? Вдруг решит, что нас уже нельзя спасти? Так считала и я, но уже не так уверена. Хочется надеяться, что он здесь, со мной, потому, что хочет, а не потому, что, взвесив все неудобства при расставании, решил, что так проще. Он мог бы быть где угодно и с кем угодно, но ведь он здесь, со мной. Это должно что-то значить.

Я смотрю на мужчину рядом и думаю о бумажном браслетике, который он прячет в тумбочке.

У нас остались раны, я почти наяву вижу их, словно следы от кинжала: расстояние, которому мы позволили разъединить нас, разрушив то, что должно было стать самым счастливым годом в нашей жизни. Кольцо на пальце такое огромное, что я чувствую себя обманщицей. Как бы смешно это ни звучало, в моем воображении этот бриллиант означал: «Вот ТАК я тебя люблю!», но как он мог любить меня «ТАК», если мы до сих пор не знаем друг друга до конца? Если мы до этого никогда не ссорились и не жили вместе, и все шло так гладко. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Он видел, как я снимала его пару раз. Я говорила, что бриллиант слишком броский, но в действительности мне в голову не приходило, что ему это важно, потому что мне самой было все равно. Но, готова поспорить, для него это имело значение. И он ненавидел, когда я снимала его кольцо.

Снова подношу камень к лицу, поворачивая направо и налево, ловя отблески огня, и вижу то же, что видел он, когда выбирал его. Вижу свою руку его глазами, не своими. Как на ней будет посверкивать обещанием тонкий ободок. Интересно, как ощущает меня он. Какие воспоминания и вероятности приходят ему в голову, когда он хочет прикоснуться ко мне, но чувствует, что больше не имеет права.

Впервые за все время я разглядываю кольцо, и оно изумительно. Именно такое Николас и мог выбрать. Никогда не прощу себя за те случаи, когда снимала его.

Николас лежит у камина. Весь светится, будто в золотистых искорках. Он удивительный человек, необыкновенный, и мне будет так жаль, если придется кольцо ему вернуть.

Уже начало декабря, а мы с Николасом каким-то чудом по-прежнему ладим друг с другом. Доверять тяжело, но все причины держаться на расстоянии и обижаться рассыпались в пыль от того, с каким вниманием Николас стал ко мне относиться. Он ставит меня на первое место. Все это время он обращался со мной по-доброму, поддерживал. Защищал перед Деборой на День благодарения, а следующим вечером в прямом смысле прогнал ее от нашего дома.

До сих пор не могу поверить, что он так сделал.

Когда я это наконец осознаю, Николас уже не кажется мне противником или препятствием на пути к счастью. Он часть этого пути. Хоть это и неразумно, но мне немного нравится делать вид, что все будет хорошо. И под влиянием этого чувства я совершаю очень пугающую вещь.

Создаю новый защищенный паролем документ и записываю идеи знаков внимания и привязанности. Если это не случайное совпадение и если все-таки все сложится, а это очень большое «если», мне нужно будет чем-то маленьким, но значительным всегда показывать Николасу, как он дорог и важен для меня. Самое необходимое и сложное я пишу сначала, чтобы не забыть: «Продолжай, даже если не получаешь очевидный и быстрый ответ». Нужно дарить, не ожидая ничего в ответ, иначе все без толку и ничего не значит. Надеюсь, пытаться буду не только я.

Как-то утром, когда Николас выходит из душа, я рисую сердечко на зеркале в ванной. Он заходит обратно почистить зубы, а потом я обнаруживаю на зеркале второе сердечко, соединенное с моим.

Конечно, все начинается с малого, но меньше, кажется, некуда.

Кладу ему записку в ланч-бокс:

«Надеюсь, у тебя все хорошо, и день проходит неплохо. Думаю о тебе».

По размышлении я ругаю себя, потому что мы уже сто лет не вели себя друг с другом как-то преувеличенно романтично, и теперь самый простой жест кажется слащавым. У нас сентиментальная засуха. Мы как идиоты не могли понять, о чем никогда не попросит другой.

В полдень мне приходит сообщение:

«Спасибо за записку. Я тоже о тебе думаю».

А когда он приходит домой, у него для меня подарок: такая же клетчатая шапка, как у него. Я так часто брала ее, что он решил купить мне свою. Она цвета шампанского, мягкая, точно гусиный пух. Целую его в щеку, и она тут же стремительно розовеет.

Похоже, я на правильном пути, поэтому на следующий день подкладываю ему другую записку:

«С добрым утром! Ты просто потрясающе готовишь блины и всегда выглядишь и пахнешь замечательно. Спасибо, что поддерживаешь меня. Желаю отлично поработать! Все зубы рассчитывают на тебя».

Это чистая правда, поэтому вместо нервов у меня теперь трясущееся от волнения и неловкости желе. Как я надеюсь, что он не сочтет это заигрыванием. Также оставляю на его водительском сиденье пачку «Скиттлз», в чем я уверена больше (если нужен подарок «просто так», это точное попадание) и знаю, что, пока он доедет до «Проснись и улыбнись», ни конфетки не останется.