Он улыбается мне, и в груди все замирает. Наклоняется ближе, но на нас падает луч холодного белого света, и мы отпрыгиваем друг от друга. Это фары машины, едущей по подъездной дорожке.

Машины Деборы.

Вот и повеселились.

– Что она здесь делает? – шиплю я, отступая в тень дома. Со все нарастающей паникой смотрю на Николаса: – Ты ее пригласил? У меня не было времени убраться. В раковине гора тарелок, и твоя мама просто… ох.

– Нет, я ее не приглашал, – напряженно отвечает он.

Машина останавливается, двигатель выключается, и обе двери открываются вверх, точно крылья коршуна.

Ну, если еще и Гарольда привезли в качестве подкрепления, вот-вот что-то случится. Дебора просачивается наружу с водительского сиденья. Стройный силуэт останавливается, оценивающе оглядывая дом, и даже в темноте я вижу искажающую черты хмурую гримасу. Сейчас она скажет Николасу, что ему нужно переехать. «Недопустимо для моего сына. Недопустимо для внуков».

– Пойдем, – торопливо шепчет Николас, хватая меня за руку, и бросается к черному ходу. – Нельзя пустить их внутрь.

– Нельзя?

– Ни за что. – Меня поражает, с какой яростью он это произносит. Но я понимаю. Может, логика здесь и хромает, но если позволить Деборе и Гарольду ступить на порог, омрачая своим присутствием все вокруг, наш хрупкий мир растворится как дым. Они осквернят его своим пессимизмом и осуждением. А уезжая, заберут с собой всю магию, и мы больше никогда не почувствуем себя здесь как в нашем зачарованном убежище в диком лесу.

Мы забегаем внутрь, как раз когда Дебора начинает стучать в парадную дверь.

– Никки! – Она дергает за ручку и снова стучит, в этот раз громче. Есть ли более раздражающий звук во вселенной? Наверное, поверить не может, что у нас хватает нахальства ее не пускать.

– Никки, ты там? Открой дверь! – Я тут же вспоминаю вампиров, которым необходимо разрешение, чтобы переступить порог, а стоит один раз их впустить, и они уже могут приходить и уходить, когда вздумается. Дебора видит тепло нашей крови инфракрасным зрением прямо сквозь дверь, обнажая острые как бритва клыки, а зрачки расширяются так, что в глазах теперь одна чернота.

Мы с Николасом с опаской смотрим на дверь, но не шевелимся.

– Твоей маме нужно научиться предварительно звонить, – шепчу я.

– Она три раза мне звонила, пока мы были снаружи, – признает он. – Я не ответил.

– Ого-о-о, кого-то ждут проблемы.

Он пихает меня плечом. Я пихаю его в ответ.

– Николас! – Теперь Дебора использует свой «Это Важный Вопрос» голос. – Мы с твоим отцом приехали! Открой дверь. – Гарольд что-то тихо ворчит. Дебора заставила его встать и выйти из машины зазря, а он так долго не стоял уже лет пять.

– Как думаешь, чего ей нужно? – шепчу я Николасу.

– Хочет, чтобы я сказал папе, что ему нельзя есть еду на букву «б».

У меня вырывается смешок, и я поспешно прикрываю рот рукой.

– Нет, она привезла тот десерт, который ты вчера не доел. Скормит тебе остатки торта с ложечки.

Он стоит, замерев, и во всей его позе, в чертах лица заметна эта напряженность, как он изо всех сил пытается притвориться невидимым, почти вслух думая: «Пожалуйста, уходи. Просто оставь меня в покое». И мне хочется разгладить тревожные морщинки, смахнуть с него беспокойство. Дебора даже в маленьких дозах невыносима. А Николас терпит ее нудение и эмоционально выматывающие уничижительные тирады сутками, без остановки, без шанса выдохнуть и прийти в себя.

– Их нет дома, – жалуется Гарольд. – Поехали.

– Машина Никки здесь, и свет горит. Я не уеду, пока он не откроет. Если хочешь, можешь сам сесть за руль. Меня отвезет Никки.

– Почему он вообще поселился в этом захолустье? Как грубо с нашей стороны заставлять его ехать целых десять минут.

Впервые Гарольд сказал нечто, с чем его жена может согласиться:

– Жить здесь просто неприемлемо, – отрывисто заявляет она. (А я говорила!) – Слишком далеко от дома. Не сад, а заросли – нужно позвать ландшафтного дизайнера, чтобы спилил все эти деревья. Никки упоминал пруд. Зачем ему понадобился пруд? Для маленьких детей это опасно. Первым делом завтра позвонишь и вызовешь строителей, пусть поставят забор. А ты видел эти покосившиеся ставни? Их тоже нужно убрать. О чем он только думал? Наверное, позволил Наоми принять решение. Неудивительно, что он не приглашал нас, – ему стыдно.

Когда начинает казаться, что Дебора не уедет никогда, Николас вздыхает и делает шаг к двери. Я не могу позволить ему сдаться. Он успешно игнорировал свою мать уже больше пятнадцати минут, и мне хочется продлить момент.

– Пойдем. – Я беру его за руку и бегом тащу за собой по лестнице.

– Что мы делаем?

Веду его в пустую спальню наверху и открываю окно, как раз выходящее на сад перед домом. Дебора с Гарольдом слышат стон древней оконной рамы и, задрав головы, глазеют на нас.

– Как делишки? – кричу я.

Рядом Николас плюхается на пол, как мешок с картошкой, и я с большим трудом удерживаюсь от смеха.

– Ты что творишь? – громким шепотом вопрошает он.

– Изображаю «Осторожно, злая собака!», – объясняю я. – Буду лаять на незваных гостей, пока не уйдут.

Гарольд озадаченно прищуривается сослепу.

– Это кто? – указывает он на меня.

– Наоми, идиот, – рявкает его жена, а он только в затылке чешет. Его замешательство вполне объяснимо. Разговаривая со мной, Гарольд предпочитает обращаться исключительно к моей груди, а благодаря этому чудесному окошку ему видно только голову и шею, что весьма затрудняет процесс идентификации.

– Где Никки? – кричит Дебора, сложив руки рупором.

Я тоже складываю руки у рта и отвечаю:

– Николас сейчас недоступен, но можете оставить ему сообщение! – Работа сторожевой собаки похожа на секретарскую больше, чем можно подумать.

– Но где он? – требует она.

– Занят! – Боже, дамочка. Намеков не понимаете?

Она упирает руки в боки.

– Не хочешь пустить меня в дом?

Я снова думаю о вампирах и вздрагиваю.

– Боюсь, что нет!

С пола доносится что-то похожее на рыдание, я обеспокоенно смотрю вниз, и – чудеса! – Николас смеется. Это придает мне храбрости продолжить:

– Не могу сказать, что Николас делает, потому что это, кстати, секрет. Зловещий секрет. Уезжайте. Пока можете.

– Я не уеду, пока не увижу сына! – Она медлит, а потом с растущим подозрением спрашивает: – Ты что с ним сделала?

– С Николасом? – вопросительно уточняю я. – Да я его уже несколько дней не видела. Так и скажу полиции.