Фору бабушке я бы не давала ни в каких вопросах: ей только кончик хвоста подставь — без задницы останешься.

— Лиза, и чего тебе не хватало? — неожиданно повернулась ко мне княгиня. — Я даже согласилась на твою учёбу и проживание тут. Полностью всё оплатила, а ты… ты выказала чёрную неблагодарность.

— Вы это сделали вынужденно, Фаина Алексеевна, — напомнила я, недоумевая, зачем ей разыгрывать эту роль скорбящей о непутёвой внучке бабушки. — Чтобы не потерять лицо как главы клана.

Владимир Викентьевич еле заметно хмыкнул и удостоился неприязненного взгляда княгини.

— Думаете, поднимитесь на наших клановых секретах? — прошипела она.

— Боги упасите, Фаина Алексеевна, — замахал Звягинцев руками. — У нас свои есть, нам хватит. Да и нет у Рысьиных целительских секретов. Все, что были, — мои.

— Ну будет, Лиза, поигралась во взрослую жизнь, и хватит, — неожиданно заворковала княгиня, становясь даже внешне похожей на настоящую бабушку. — Ты же понимаешь, что одной тебе не выдержать давления. Что ваш клан? Мелочь же. Предлагаю сразу слияние, и все будут довольны.

— Позвольте! — возмутился Тимофеев. — Я точно довольным не буду!

— Да кто вас спрашивает? — презрительно вздёрнула бровь княгиня, мигом смахнув маску ласковости. — Это внутриклановое дело. Можно даже сказать, глубоко внутрисемейное. Я прочила Лизу в наследницы, готовила её, как могла, и вдруг этакий фортель. Столько денег на неё было потрачено, столько сил и времени — а в ответ чёрная неблагодарность! Боги мои, Филипп Георгиевич, вы не представляете, с кем вы связались. Она же вас точно так же использует и выбросит на обочину жизни.

На последней фразе княгиня вытащила белейший накрахмаленный платок и приложила к глазам, показывая силу своей скорби. Получилось у неё не очень — наверное, потому что ни единой слезинки не появилось из её сухих злых глаз.

— Ой, бабушка, это когда вы успели на меня так потратиться? — нарочито удивилась я. — Когда я жила с мамой, вы нам не помогали. Говорили, что из-за нелюбви к невестке. Когда мама умерла, я жила у Владимира Викентьевича, а вы особо мной интересовались, только в вопросе, как бы поскорей замуж выдать. Пришлось от вас бежать, даже гимназию не окончив. А что учёбу оплатили в университете, так на то ваше желание было, я бы без этого прекрасно обошлась, у меня направление было от армии. Кстати, — оживилась я, — вы же можете эти деньги вернуть. Обратитесь в канцелярию, вам не откажут.

Фаина Алексеевна злобно на меня зыркнула. Не вынесла того, что порчу её облик при посторонних.

— Откажут, — кашлянул Филипп Георгиевич, чуть смущённый сценой нашей «взаимной любви» с родственницей. — Деньги были уплачены за вашу учёбу, но вы теперь не член клана Рысьиных, Фаина Алексеевна над вами воли не имеет и не может решать, учиться вам или нет.

— Вот как? Тогда, наверное, я могу эти деньги забрать и вернуть?

— Не стоит, — высокомерно бросила княгиня. — Мы, Рысьины, не крохоборы. Что было дадено, пусть остаётся. Но более, Лиза, ты от меня не получишь ни помощи, ни поддержки.

Эти слова звучали бы весомей, получай я ранее от неё помощь или поддержку. А так для меня не изменилось ровным счётом ничего. В этом вопросе, разумеется. А вот власти надо мной бабушка уже не имела. Но очень хотела, поэтому, смирив свой нрав, она ещё добрых полчаса улещивала меня и моих соклановцев влиться в дружную рысьинскую семью, обещая множество преференций и даже прекратив угрожать, что было на неё вовсе не похоже. Впрочем, соглашаться мы не собирались, и до визитёрши это наконец дошло.

— По-хорошему, следовало бы тебя вызвать на поединок, — бросила княгиня. — Но ты — моя кровь, я не могу так с тобой поступить.

Я лишь усмехнулась, сразу вспомнив, что Полина утром убежала к ней с докладом и выложила всё, что видела, так что бабушка прекрасно понимала, что со мной она теперь не справится. Второй зверь, о котором она мало что знала, давал мне огромные преимущества. И в магии я теперь тоже кое-что значила.

— Подумай, Лиза, хорошенько подумай, — опять возвысила голос княгиня, добавляя туда максимум убедительности. — Отказываться от сильного клана — и ради чего? Что вы можете втроём? — она презрительно фыркнула и властно подняла руку, словно собиралась остановить того, кто вдруг начнёт ей противоречить. — Не спорю, двое таких известных целителей, как Звягинцев и Тимофеев — значимая величина, но без силовой поддержки вас прижмут.

— Посмотрим, — ответила я.

— На Львовых рассчитываешь? — нехорошо сощурилась Рысьина. — Так до свадьбы много чего случиться может. Не всем понравится выскочка рядом с цесаревичем. Соболевым уж точно. Думаешь, они простят тебе увод своего лучшего целителя-артефактора и расстройство помолвки?

— Посмотрим, — повторила я. — Помолвка ещё не расстроена, Фаина Алексеевна, а вы уже планы строите, причём за меня. Вдруг в моих собственных планах никакого цесаревича нет?

Княгиня снисходительно хмыкнула.

— Лиза не надо пытаться казаться глупее, чем ты есть. Цесаревич — заманчивая добыча, не спорю. И стой за тобой сильный клан — это был бы идеальный вариант. Но так тебя съедят и не подавятся. Попомни мои слова.

Желая придать этим словам больше веса, она запахнула шубу и величаво удалилась. Не простившись. Впрочем, поздороваться она тоже позабыла, так что уходом лишь подтвердила своё плохое воспитание.

— Пожалуй, в квартиру вам возвращаться не следует, — неожиданно сказал Владимир Викентьевич. — Ваша горничная, она…

— Полностью предана Рысьиной. От неё можно ждать любой пакости, — согласилась я. — Но мне нужно оттуда забрать ещё кое-что.

Я с ужасом вспомнила, что шкатулку с домовым я не взяла. Боже мой, да как я могла её забыть? Конечно, ночь выдалась такая, что можно и голову забыть, и всё же я почувствовала ужасный стыд: Мефодий Всеславович так помогал, а я про него не вспомнила, когда собиралась. Немного извиняло меня лишь то, что я собирала вещи, а он, как ни крути, вещью не был. Да и шкатулка стояла на шкафу под отводом глаз, чтобы Полина в неё не лезла.

— Насколько срочно?

— Желательно прямо сейчас, — сказала я.

— Сходим вместе, — решил Тимофеев. — Заодно одежду заберёте, если уж княгиня оказалась столь щедра.

В квартиру я почти бежала, подгоняемая мыслями об обиде домового. Он и вправду посмотрел неласково, когда я заперлась в спальне и его позвала. Пришлось его убеждать, что у меня и в мыслях не было его бросать, я боялась за документы, но переезжать не планировала. А как только выяснилось, что придётся переезжать, сразу за ним вернулась. Мефодий Всеславович хмуро сообщил, что Полина так и не приходила.

— Зато теперь у нас будет свой дом, — заискивающе сказала я.

— Это дело хорошее, — немного оттаял он. — Эх, а я уже к этому месту привык. Прижился.

— Мне оно сразу казалось временным.