Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но постепенно соседи, а потом и остальные жители деревни изменили свое мнение о его внешне странном поведении. Те, кто навещал Слухача на его «верхней палубе» и беседовал с ним, узнавали, что ему вовсе не одиноко там, на отшибе. Оказывается, Слухач был все время занят и за день уставал не меньше трактористов в уборочную страду. Поднимаясь с первыми петухами и засыпая под полуночный лай дворовых собак, он, не прекращая, слушал. Односельчане удивлялись, а их необычный сосед спешил объяснить, что мир постоянно разговаривает с нами на сотнях разных своих языков. Разве может скучать царь, к которому каждый день приходит новый народец и на своем диковинном наречии начинает рассказ о многочисленных чудесах и тайнах?
Разговаривать со Слухачом было интересно. Многие специально навещали его ради этих разговоров. В нескольких километрах от деревни проходила железная дорога. Поезда проходили несколько раз в день. Далекий гул был слышен, конечно, всем, но только Слухач мог сказать, например, такое:
– Тяжелый состав пошел, груженый.
– Чем же он гружен, браток? Деревом? – спрашивали его.
А тот возьми да ответь:
– Нет, пассажирский поезд, печалями нагружен. Кого-то еще на этот свет везут, а других уже на тот.
И любили местные эти загадочки как орешки щелкать. Тем же вечером бежали до деда Митрича, который служил смотрителем на переезде и каждый вечер возвращался на попутках домой в деревню после смены. Спрашивали его, мол, какой состав примерно в такой-то час проходил. А тот и отвечал, ничего не подозревая, что был тюремный состав: зеков, значит, перевозили.
Мальчишки часто наведывались к Слухачу со своими коварными планами. Бывало, спросят, что сейчас баба Тоня делает. Тот замрет на мгновение и ответит: «Спит баба Тоня, на печке спит, а значит, не скоро проснется». А сорванцам только этого и надо – сразу лезут в ее сад за яблоками. Потом, правда, и Слухачу приносили целую корзину душистой антоновки.
А вот за прогнозом погоды к нему даже и подниматься не нужно было. Хозяйки просто подходили под его балкон и задавали свои прозаические вопросы: будет ли дождь и поливать ли им сегодня, не побьет ли градом посевы и когда ударят заморозки. Слухач различал ветер по его настроению. Если вольный, свободный – значит, ветер-беспризорник, сам по себе, поозорует, ставнями поколотит, старушек попугает и улетит восвояси. Иное дело – ветер-работяга. Тот идет натужно, тяжело дыша, и поначалу цепляется за траву. Но тащит он за собой набухшие неподъемные тучи, как бурлак баржу. С ним и ливень, и гроза. То, что для других являлось мертвой тишиной, для Слухача становилось целой симфонией. Он был профессором по шепоту, ночным шорохам, случайным скрипам, позвякиваниям, постукиваниям, треску, лязгу, звону, хрусту, писку, стону, плеску, шелесту, шуршанию. Казалось, он мог защитить диссертацию по различным видам эха.
В основном жители деревни сами бегали к Слухачу по разным своим надобностям. Но в некоторых случаях он мог лично проявить инициативу. Однажды он послал соседского мальчишку к деду Митричу. Пацан прибежал, запыхавшись, к нему на двор, с новостью о том, что за его сараем в рыболовных сетях запутался птенец. Все отправились туда и действительно обнаружили маленького орленка, застрявшего в снастях. Он не пищал, но при этом мужественно боролся за свою крохотную жизнь. Как Слухач распознал его на таком расстоянии, было непонятно. Впрочем, по этому поводу в деревне давно перестали ломать голову. Феноменальный слух моряка был столь же реален, как и его слепота. Орленка распутали и отпустили. Некоторое время птенец неуклюже скакал по двору. А потом куда-то исчез.
В другой раз к председателю пришла мать Слухача. Она отвела его в сторонку, к огородам, и там долго беседовала с ним о чем-то. Председатель вернулся озадаченным – разговор был о его дочери.
Дочь председателя слыла первой красавицей не только их деревни, но и целого района. Она работала в медпункте при сельсовете, и окрестная молодежь обращалась к ней за помощью даже чаще местных старушек при смерти. Глядишь, один в крапиве изваляется, другой на грабли нарочно наступит, третий – и того хуже – ножичком себя слегка полоснет. Музеев в деревне не было, а на художественное произведение посмотреть хотелось всем. Парни ковыляли к медпункту из соседних сел, с тяжкими стонами, закатывая глаза.
Однажды из города к председателю приехал проверяющий по хозяйственной части – молодой видный великан, огромный как медведь, с льняными вьющимися волосами. С делами они разобрались быстро – местное хозяйство было в числе передовых. А потом тот здоровяк стал часто наведываться к председателю под разными предлогами. То на охоту сходят, то на рыбалку. После этого председатель обычно собирал щедрое угощение на стол, усаживал дорогого гостя во главе рядом с дочкой-красавицей и до ночи слушал, как тот заливался соловьем, косясь на девушку рядом, рассказывая о своей службе в полковой разведке, о квартире в городе, об орденах и о встрече с маршалом Рокоссовским. Когда бывший разведчик подкатывал к дому председателя на своем диковинном трофейном мотоцикле, сбегалась вся деревня. Одна половина, мужская, глазела на стального монстра, другая, женская, пожирала взглядами мотоциклиста. Застолья становились все теплее и хлебосольнее, великан уже порой позволял себе приобнять свою соседку, а собравшиеся едва не кричали «горько». Очень скоро жених посватался. Председатель принялся готовить свадьбу, а деревня застыла в ожидании грандиозного праздника.
И вот сразу после секретного разговора с матерью Слухача председатель позвал к себе красавицу дочку и неожиданно объявил ей, что она может отказаться от замужества, если захочет. Дочка расплакалась и бросилась к нему на шею. Она благодарила его и даже принялась целовать ему руки. Свадьба расстроилась. В деревне детей продолжали воспитывать в почтении к родителям, нравы были строгие. Дочка председателя боялась пойти против воли отца и никак не решалась признаться ему, что давно любит другого – шалопутного, веселого и до оскомины неперспективного тракториста из соседнего села. А у председателя и мысли не возникло, что девушке может не приглянуться герой войны, красавец, да еще и ответственный работник. Как потом прознали в деревне, Слухач прислал свою мать сказать председателю, что он каждую ночь слышит, как девушка тихо рыдает в темноте, уткнувшись в подушку. Дом председателя был первым при въезде, дом Слухача – последним, в тупике у леса. Между ними на несколько километров витиевато протянулось село.
Случались на памяти сельчан происшествия и посерьезней сердечных. Как-то рано утром один из местных ребят на колхозном грузовичке повез деда Митрича на его переезд. За парнишкой закрепилась репутация лихача. Гонял он везде. Дорога поблизости от деревни была не очень – они еле тащились. Но дальше, по пролеску, можно было от души разогнаться. Грузовичок уже выкатывал на ровную поверхность, когда позади истошно засигналили. Следом за ними по ухабам скакал председательский тарантас. Обе машины затормозили. Из тарантаса выскочил водитель председателя. Он рассказал, что к нему только что прибегали от Слухача.