Дать Бет свободу, зная, что она с ним, а не со мной, оказалось одним из самых трудных испытаний в моей жизни. Но я твёрдо решил удержать Бет. Несмотря на то что я наговорил ей, она всё равно – моя девушка.

Бет застывает на месте, увидев меня, стоящего перед дверью моего джипа. Её глаза широко раскрываются, кровь отливает от лица.

– Что ты здесь делаешь?

– Мы собирались поужинать.

Она моргает, Исайя напрягается за её спиной. Возможно, ему хочется подраться, но у меня другие планы.

– Мы можем поговорить, Бет, – я в упор смотрю на Исайю, – наедине?

– Я уйду, только если она меня попросит, – Исайя держится со спокойным бесстрастием, почти дружелюбно, но всё это напускное.

– Исайя, – говорит Бет, – мне нужно с ним поговорить.

Исайя кладёт руку ей на плечо, целует в макушку и смотрит на меня поверх её головы. Чувствую, как к горлу подкатывает желчь. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы врезать ему, – это лицо Бет. Её потрясённые глаза распахиваются на пол-лица. Хорошая девочка. Мне нравится, что она не ожидала такой выходки от своего Исайи.

Исайя забирается в ржавый старый «мустанг» и злобно смотрит на меня перед тем, как завести двигатель. Машина оживает с диким рычанием. Исайя сдаёт назад и вылетает с парковки.

Бет прижимает к глазам сжатые кулаки. Миллион вопросов крутится в моей голове, но сейчас главное – спасти нас обоих.

– Я сожалею.

Она медленно опускает руки.

– О чём?

О том, что это обшарпанное, гнусное место – её прошлая жизнь. О том, что она не доверяет мне настолько, чтобы позволить помочь с её проблемами. О том, что был настолько глуп, что считал её обыкновенной избалованной хамкой, живущей за счёт своего дяди. О том, что был таким идиотом несколько недель назад.

– Марк был моим лучшим другом, – говорю я вслух. – Когда он уехал, я чувствовал себя так, будто он увёз с собой часть меня. Когда отец выгнал его, я не мог понять, почему он не может остаться и побороться – если не за себя, то за меня.

Я никогда никому не говорил об этом. Даже Крису или Логану. Бет первая, кто смог выжать из меня нечто настолько важное – настолько личное. Я в полной мере заслужил гнев, который сейчас на меня обрушится.

С тяжёлым вздохом Бет опускается на разбитый бордюр.

– Да я поняла.

Она снова выглядит маленькой и потерянной, и моё сердце рвётся от жалости.

Я сажусь на бордюр рядом с ней, и всё в мире становится правильным, когда она кладёт голову мне на плечо. Обняв её за плечи, я на секунду закрываю глаза, когда она придвигается ко мне своим тёплым телом. Вот это настоящее место Бет – у меня под боком.

– Ты всё время вёл себя как свинья по отношению к Марку, – говорит она.

– Ну да, – запоздалое раскаяние грызёт меня изнутри. – Но что я мог сделать? Это война между ним и отцом. Это они разошлись по разные стороны и ждут, кого я выберу. А мне нужны они оба.

Молчание. Нежный ветерок кружит над парковкой.

– Это моя мама, – говорит Бет с той же грустью, которую я слышал в голосе Скотта, когда он говорил о детстве Бет. – Если тебе вдруг интересно.

– Конечно.

Но я не собираюсь на неё давить. Я легонько провожу пальцем по руке Бет и готов поклясться, что она придвинулась ко мне ближе. Как бы я хотел поцеловать её прямо сейчас. Но не тем поцелуем, от которого оживёт её тело. А таким, который покажет ей, насколько мне не всё равно, поцелуем, в котором отзовётся моя душа.

Бет поднимает голову, и я убираю руку. Ей нужна свобода – значит, мне придётся научиться давать ей свободу.

– Хреново мы с тобой встречаемся, – говорит она.

Я фыркаю. Хреново. Я думал выбрать момент и за ужином вручить ей то, что привёз с собой. Но чему Бет успела меня научить, так это тому, что лучшее – враг хорошего, а подходящий момент никогда не наступает. Поэтому я сую руку в карман, вытаскиваю полоску атласа и кручу ею перед Бет.

– Это мой подарок. Я хотел, чтобы ты сказала «ах!».

Бет смаргивает, потом медленно наклоняет голову влево, не сводя глаз с ленточки. Как парни это делают? Как они дарят подарки девушкам, к которым неравнодушны, и не сходят с ума? Я хочу поразить её настолько, чтобы она осталась на выпускной бал, но ещё больше… я хочу этим подарком доказать, что знаю её, что вижу нечто большее, чем чёрные волосы, пирсинг и рваные джинсы. Я вижу её настоящую – вижу Бет.

– Ты купил мне ленточку, – шепчет она. – Откуда ты узнал?

У меня пересыхает во рту.

– Я видел твою детскую фотографию в кабинете Скотта, и ты сама говорила… тогда, в амбаре.

Её как загипнотизировали.

– Ленточки, – произносит она далёким, отрешённым голосом. – Я и сейчас люблю ленточки.

Плавным, медленным движением Бет протягивает мне руку.

– Завяжи мне.

– Я парень. Я не умею завязывать девочкам бантики.

Бет улыбается озорной улыбкой.

– Просто повяжи мне на руку. Ты, может, не заметил, но я давно не ношу бантики.

Я обматываю длинную атласную ленту вокруг её запястья, с трудом завязываю более-менее приличный узелок, а потом набираюсь смелости и спрашиваю:

– Ну что, ах?

Её молчание меня убивает.

– Да, – отвечает она, замявшись, – ах.

Бет награждает меня редчайшим подарком: её голубые глаза нежны, как море, а улыбка безмятежна, как небеса.

– Поехали ужинать? – спрашиваю я.

Выражение её лица становится чересчур невинным. Она прикусывает нижнюю губу, и я не могу оторвать взгляд от этих губ. Мне невыносимо хочется ещё раз попробовать их на вкус. Где-то глубоко в сознании звенит тревожный звоночек, но мне плевать. Я сделаю всё что угодно, лишь бы она всегда смотрела на меня вот так, как сейчас.

– Вообще-то, – говорит Бет, – у меня есть другая идея.

Отъехав на два квартала от супермаркета, мы оказываемся на несомненной территории уличных банд. Я слышал сплетни насчёт южной части города, но никогда им не верил. Мне казалось, это всего лишь городские страшилки, о которых болтают девчонки на своих пижамных вечеринках. Я сотни раз бывал с друзьями на главных улицах этого района. Ел в ресторанах фастфуда, ужинал с родителями в солидных заведениях. Мне и в голову не приходило, что за красивыми фасадами и ухоженными лужайками вдоль главных улиц лежит мир одинаковых домов-коробок и эстакад, расписанных граффити.

На веранде перед домом Исайя хохочет с двумя латиносами, потом кивает на мой джип, остановившийся на улице позади его «мустанга». Компания разом перестаёт смеяться. Я их отлично понимаю. Я тоже не вижу тут ничего смешного.