Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В пять.
— Давай сразу встретимся в баре «Жемчужина»?
Она поспешно кивает и, сунув ноги в босоножки, натягивает свое развратное платье. Я окидываю его придирчивым взором и невольно мрачнею.
— Надеюсь, ты переоденешься перед выходом в город?
— Еще не решила, — Ника дерзко вскидывает подбородок и смотрит на меня с вызовом.
Противная козявка! Когда увезу ее в Индонезию, куплю с десяток платьев длиной до пола. А лучше вообще прикую ее к себе наручниками, чтобы не шастала одна.
Ника, кажется, и не догадывается о моих планах. Она целует меня и ускользает, а я еще минут пять борюсь с ревностью. И с тревогой. Испанцы темпераментные чуваки, еще обидят мою девочку.
Я всеми силами пытаюсь отогнать беспокойство, но оно не уходит.
Хм… кажется, до меня начинают доходить плюсы женитьбы. Будь у Ники на пальце обручальное кольцо, я бы меньше за нее волновался. Кольцо — это своего рода стоп-сигнал для озабоченных неадекватов, оно ненавязчиво так предупреждает: «Внимание! Девушка занята. Потянешь к ней лапы — схлопочешь по роже». Нужная, короче, это вещь — кольцо. Надо будет еще подумать в эту сторону. Не сейчас, конечно. Потом.
***
Барселона вызывает у меня больше радости, чем Мдина. Наверное, потому что я весь в предвкушении встречи с Никой. Я с удовольствием снимаю Готический квартал и Храм Святого семейства, наведываюсь на бульвар Рамбла и болтаю в парке Гуэль с пенсионерами и молодыми мамочками.
Мамочки таращатся на мою расквашенную физиономию настороженно, стараются побыстрей свернуть разговор, а вот стариканов ничего не смущает. Один дед приседает мне на уши минут пятнадцать. Рассказывает о своем давнем романе с русской и даже передает ей на камеру «привет». Сомневаюсь, конечно, что меня смотрят пенсионерки, но выступление старичка точно вставлю во влог. Земля круглая, может, кто-то из моих подписчиков и передаст слова любвеобильного хрыча по адресу.
Пупс охотно помогает мне со съемками. Он так-то плохо переносит жару, но сегодня держится бодрячком. Правда, иногда как-то странно улыбается в пространство. Мне некогда следить за его состоянием: я все силы бросаю на то, чтобы найти самые необычные ракурсы для съемки. Мне хочется удивить Нику. Ведь у нас, можно сказать, соревнование. Я настроен его выиграть.
Недалеко от порта мне удается запустить квадрик, а потом я заваливаюсь в какую-то цветочную лавку и покупаю букет светло-розовых роз. Пахнут они шикарно, и, надеюсь, понравятся Нике больше, чем конфеты.
На лайнер я и Пупс возвращаемся в приподнятом настроении. Он сваливает к себе — монтировать новый выпуск, я же быстро принимаю душ и несусь в «Жемчужину».
Бар, где мы договорились встретиться с Никой, сегодня полон народу. Я с трудом нахожу себе место — подальше от движухи — и принимаю позу Хатико.
Проходит минут пятнадцать, но Ники не видно. Я заказываю себе мохито и мысленно составляю план на завтра. Утром наш лайнер причалит в Марселе, и неплохо было бы сводить злючку в какой-нибудь приличный французский ресторанчик. Захваченный этой идеей, я выхожу с телефона в интернет и внимательно изучаю отзывы о разных заведениях. Интересно, еще можно забронировать где-то столик? Хотя, если не получится, устроим пикник.
Когда я в очередной раз бросаю взгляд на часы, даже вздрагиваю. Время — половина шестого, а Ники так и нет. Мне становится неспокойно. Я поспешно набираю Никин номер, но трубку никто не снимает. Очень странно!
Пробую дозвониться еще раз — и опять не везет. Тревога становится нестерпимой, превращается в совершенно отчетливое предчувствие беды. Наш лайнер должен выйти в море в шесть, Ника об этом знает, и ее отсутствие совершенно необъяснимо.
Немного подумав, бегу к каюте девчонок, и довольно долго тарабаню в дверь. За ней мертвая тишина. Никто не открывает.
Я снова пробую дозвониться, а, когда не получается, несусь обратно к бару. В душе теплится робкая надежда, что я и Ника просто разминулись.
В баре меня ждет облом. Тревога за девчонок переходит в панику. Я начинаю судорожно хватать за рукава всех, кто попадается на пути:
— Вы не видели красивую белокурую девушку с голубыми глазами, нет? А вы?
Люди от меня шарахаются.
Тогда меня осеняет новая идея, и я отправляюсь на пропускной пункт, чтобы узнать, поднималась ли Ника на лайнер. Ведь если она не поднималась, значит чутье меня не подводит и что-то случилось — надо успеть до отплытия получить свои документы и сойти на берег. Ведь я не могу бросить Нику в беде.
Воображение подкидывает пару картинок того, что могло приключиться, и я внутренне содрогаюсь. Господи, только бы ничего из моих фантазий не оказалось правдой! Пусть Ника просто окажется растяпой, потерявшей счет времени.
Стюард, к которому я обращаюсь на пропускном пункте, отчаянно тупит и не понимает, чего я от него хочу. Возможно, этому еще способствует мой английский, который от волнения становится довольно корявым.
— Я не могу найти свою девушку! — вновь и вновь повторяю я и называю фамилию Вероники. — Проверьте, поднималась ли она на борт.
Наконец лицо стюарда светлеет, он сверяется с планшетом и улыбается:
— Вероника Орлова и ее сестра сегодня утром покинули лайнер вместе с документами и багажом. Они прервали круиз досрочно.
— Что? Этого просто не может быть!
— Почему же? Наша фирма никогда не чинит препятствий пассажирам, решившим прервать свое путешествие. Около десяти Орлова оплатила все счета, и мы помогли ей сойти на берег.
— Но она… Она не собиралась оставаться в Барселоне.
Стюард смотрит на меня с сочувствием:
— Поссорились?
Мне на мгновение хочется его придушить, но, конечно, я справляюсь с порывом. Этот парень не виноват в том, что меня кинули.
Я делаю несколько глубоких вдохов и не нахожу ничего лучше, чем отправиться к себе. В голове у меня совершенная каша. Почему Вероника сбежала? Куда?
С момента ее исчезновения прошло уже восемь часов, и сейчас она может быть где угодно: в Барселоне, в другом городе Испании, в России… Я прокручиваю воспоминания об утре, и не могу уловить момент, когда все пошло неправильно. Разве я сделал что-то не так? Разве чем-то обидел Нику?