земли готовы повиноваться любому ее приказу. Что, если кто-то пострадает или даже погибнет? Не забывайте, мы здесь никто.

Леди Квинси поерзала среди подушек и встретилась со мной взглядом.

– Тогда мы должны помешать ей поднять против нас всю деревню.

– Каким образом? – Разговор принял такой причудливый оборот, что я все еще улыбался, готовый поучаствовать в этом полете фантазии. – Вломимся к ней в спальню? Свяжем хозяйку и заткнем ей рот? А потом запрем ее и скроемся со всей возможной поспешностью, пока никто ничего не заметил?

Леди Квинси кивнула:

– Это разрешило бы наши затруднения.

– Мадам, вы же прекрасно знаете, что я шучу.

– А вы, сэр, прекрасно знаете, что в каждой шутке есть доля правды. – Леди Квинси стала поворачиваться ко мне, и ее груди под сорочкой пришли в движение. – Госпожа Уорли оказала нам в высшей степени нелюбезный прием, и я не прочь отплатить ей по заслугам. Я приехала сюда за Фрэнсис, и без нее я не уеду. – Леди Квинси выдержала паузу. – Если, конечно, вы мне поможете.

– Нет, на такую безумную авантюру я не пойду. У госпожи Уорли нет законных прав на ребенка, но и у нас нет права запирать хозяйку в собственном доме. Представьте, какой разразится скандал, если об этом узнают. Очень сомневаюсь, что король одобрит подобное самоуправство.

– Речь не о короле, а обо мне.

Леди Квинси медленно подняла руку. Тени от ее пальцев легли на мою ногу темными полосами. А потом она взяла мою руку и положила ее себе на грудь.

Будь я слугой или придворным, бравым солдатом или похотливым подмастерьем, я раструбил бы о своей победе на весь свет, приукрасив историю так, чтобы выставить свою мужскую доблесть в самом выгодном свете. Но я не таков, а жаль: моя совесть подстерегает меня там, где я меньше всего ожидаю на нее наткнуться. Как бы мне ни хотелось относиться к подобным вещам легко, я не могу. Такая манера идет вразрез и с тем, кто я есть, и с моим воспитанием. Даже возмужав, мы не в силах убежать от того, что в нас заложено с детства.

Но вернусь к Оливии – вернее, леди Квинси – и тому, что произошло между нами той ночью. Первый раз вышел торопливым – не из-за нее, из-за меня. Когда то, чего я так долго желал, оказалось в пределах досягаемости, я не в силах был ждать ни секунды.

Не успел я опомниться, а все уже было кончено.

Свечи по-прежнему горели. Я успел раздеться лишь частично. Одного прикосновения, одного взгляда оказалось достаточно, чтобы я совсем потерял голову. Меня охватило разочарование. Неужели, кроме этой торопливой, неловкой, никому не принесшей удовлетворения возни, мне больше не о чем будет вспомнить?

Я отпрянул. От стыда я готов был провалиться сквозь землю. Я поддался ее чарам, даже отдавая себе отчет, что она не может испытывать ко мне влечения. Единственное, чего я хотел, – нырнуть в спасительную темноту.

Но Оливия – что ею двигало – жалость или расчет? – произнесла:

– В комнате холодно. Задуйте свечи и ложитесь ко мне.

Раздевшись до рубашки, я взобрался на высокую кровать. Мы с ней лежали рядом в милосердной, дышащей волшебством темноте. Соприкасались только наши руки. От постельного белья исходило тепло ее тела.

Некоторое время мы молчали. Я задавался вопросом, презирает ли она меня так же, как я самого себя. Но наш договор уже скреплен. Пойти на попятный я не мог, ведь это тоже противоречило моей природе. Я дал согласие участвовать в безумной затее Оливии. Меня поражало и то, с какой легкостью она подчинила меня своей воле, и то, что награда принесла мне так мало радости.

По просьбе Оливии я задернул полог вокруг кровати. Теперь нас окутывала кромешная тьма. Я не столько увидел, сколько почувствовал, как она повернула голову ко мне. Легкое, как шепот, дыхание коснулось моей щеки.

– Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума, – произнесла она. – Всерьез раздумывать над подобной идеей…

– Сумасшедшей я бы вас не назвал. Скорее безрассудной. Или…

– Что?

– Или я не имею ясного представления о ситуации. – Я тоже повернул голову к ней. Должно быть, наши лица отделяли друг от друга дюймов шесть, не больше. Я отбросил все предосторожности: после того, что между нами было, я мог позволить себе говорить откровенно. – Вы не производите впечатления сумасбродки. Наоборот. А значит, должна быть весомая причина. Вы отчаянно стремитесь увезти Фрэнсис, и побыстрее.

– Продолжайте, Марвуд.

– Кому так срочно понадобилась эта девочка? Вам или королю? Или это ваш общий план? – Я подумал о Стивене и его золотухе. – Ваш интерес как-то связан с королевским пороком?

Оливия издала смешок.

– Можно и так сказать. Зажгите свечу. Я хочу вас видеть.

Я свесил ноги с кровати и отдернул полог. В темноте я нащупал на прикроватном столике огниво. На то, чтобы зажечь свечу, ушло не меньше минуты, и я был рад возможности подумать. Наконец фитиль зажегся. Огонек разгорался, подрагивая на сквозняке.

– Возможно, чтобы исцелить этот недуг, требуется срочное лечение, – стал рассуждать я. – Однако подобная спешка представляется излишней: несколько дней погоды не сделают. Но может быть, вы и сами точно не знаете, чего желает король? – Я выдержал паузу. – Фрэнсис его дочь?

– Неудивительно, что у вас возникла эта мысль, – произнесла леди Квинси.

Я ждал, но она больше ни слова не прибавила. Если Фрэнсис и впрямь незаконнорожденное королевское дитя, зачем прятать ее в этой забытой Богом глуши? Я вспомнил свои сегодняшние предположения: может быть, мать девочки состоит в браке и ребенка увезли, чтобы сохранить в секрете от мужа неверность супруги.

Я снова лег под одеяло и поглядел на леди Квинси. Ее голова лежала на подушке рядом с моей. Отблески свечи играли на ее лице, и в этом сиянии оно напоминало пейзаж с неизведанными долинами и холмами, а глаза превратились в два золотистых озера. И все же…

Пейзаж оказался не таким уж и загадочным. Я видел похожее лицо, причем совсем недавно. Как же я глуп!

– Мадам, – выговорил я. – Фрэнсис – ваша дочь?

Я почувствовал, как все ее тело напряглось, как натянутая струна.

Вместо ответа леди Квинси лишь спросила:

– От того, правда ли это, зависит, согласитесь ли вы мне помогать?

– Нет. Я же дал слово.

До меня донесся облегченный вздох. Некоторое время мы лежали молча, тишину в спальне нарушало лишь наше дыхание. За окном заухала сова. Собака гавкнула два раза и умолкла. Я попытался представить