Фрэнсис молодой женщиной: от детской пухлости не осталось и следа, золотуха исцелена, фигура приобрела женственные очертания. Очень может быть, что взрослая Фрэнсис будет копией матери. Вероятно, грубой копией, и все же сходство с оригиналом, лежащим подле меня, станет безошибочным.

– Она ваша дочь, – произнес я. – Я в этом абсолютно уверен.

Рука леди Квинси скользнула по простыне между нами и легла мне на ногу. Она приподняла край моей рубашки. «Что бы это значило?» – подумал я.

На этот раз все происходило медленнее. Но ближе к финалу случилось то, чего я никак не ожидал. Ритм ускорялся, наша обоюдная страсть приближалась к пику, и вдруг перед моим мысленным взором возникла совершенно неуместная картина. Воображение нарисовало мне Кэтрин Ловетт в двойном седле, в котором мы ехали три дня назад, возвращаясь из лагеря погорельцев. Я не видел ее с мая, и за это время Кэт очень изменилась. Я вспомнил, как она покачивалась в седле позади меня и как, повернувшись к ней, я щекой почувствовал ее дыхание.

Кэт Ловетт. Боже правый! От неожиданности во мне пробудились детские суеверия: уж не колдовские ли это чары?

А потом страсть захлестнула меня мощной волной, и все было кончено.

Глава 38

Пока не рассвело, я вернулся к себе в комнату и почти сразу заснул как убитый.

Проснулся я час или два спустя. Первые лучи восходящего солнца проникали в щель между занавесками на кровати. Несмотря на то что спал я совсем мало, я чувствовал себя отдохнувшим. Мне понадобилось воспользоваться ночным горшком. Я встал и вытащил его из-под кровати. Облегчаясь, я бросил взгляд на выдвижную койку, на которой спал Стивен.

Мальчика там не оказалось.

Поспешив к окну, я раздвинул шторы. В комнату хлынул свет. Одеяло Стивена было откинуто. Когда я поднялся в спальню, перед тем как нанести визит леди Квинси, мальчик совершенно точно был здесь. Но я не заметил его, когда вернулся. Впрочем, я и не проверял, на месте он или нет. Выходит, за ночь Стивен куда-то исчез, но я понятия не имел, когда именно.

Я ощупал постельное белье на койке. Оно было холодным. Я натянул бриджи, сунул ноги в туфли, надел камзол и шляпу, а с париком возиться не стал. Выйдя из комнаты, я спустился на первый этаж. Вокруг царила тишина, но снизу доносились стук и скрип: похоже, служанка уже разводила огонь в кухонном очаге.

Может быть, Стивен проголодался и спустился туда, чтобы выпросить корочку хлеба?

Я пошел на звуки и очутился в кухне. Служанка – та же самая, которая прислуживала нам за обедом, – при моем появлении чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Ты не видела Стивена? – спросил я. Когда служанка поглядела на меня с недоумением, я нетерпеливо пояснил: – Африканского мальчика. – Та покачала головой. – В комнате его нет. Куда он мог запропаститься?

Служанка наконец обрела дар речи.

– Не знаю, господин. – Ее взгляд скользнул в сторону, к черному ходу. – Когда я пришла, дверь была не заперта. Я подумала, что ее оставила открытой моя госпожа. На нее иногда нападает бессонница, и она выходит прогуляться с утра пораньше.

Я пересек кухню и открыл дверь. Она вела на кухонный двор. В углу стоял курятник, в котором, судя по звукам, дрались несколько петухов. Я вышел на улицу. К конюшне и воротам, ведущим на дорогу, можно было пройти под аркой. Там я заметил на земле четкий отпечаток босой детской ноги.

Служанка вернулась обратно на кухню и снова принялась выгребать из очага золу. Я тихонько выругался. Пройдя мимо конюшни, я оказался в саду. Я стал звать Стивена, но мальчик не откликался. Дойдя до угла дома, я вошел во фруктовый сад, расположенный напротив конюшни.

Землю покрывала холодная серебристая роса. Две свиньи искали под деревьями паданцы. Я поднял голову и нашел взглядом свое окно в свинцовом переплете. Оно было втиснуто под самой крышей, а прямо под ним находилось превосходившее его размерами окно спальни леди Квинси. Мне показалось, что под деревьями в траве виднеется что-то, похожее на темные неровные следы. Виляя из стороны в сторону, они вели к ручью. У меня разыгралось воображение или Стивен действительно проходил здесь?

Я пошел по следу. Почти сразу же я заметил темную фигуру, лежавшую на берегу у воды. У меня на лбу выступил холодный пот. Выругавшись, я кинулся туда. Мои туфли скользили на мокрой траве.

Подбежав ближе, я испытал облегчение. Это не Стивен.

То, что я принял за темную кожу, оказалось коричневой шерстью. Остановившись на полном ходу, я склонился над телом. На боку лежала собака, у нее на морде я заметил белую пену. Глаза животного были открыты.

Переводя дух, я опустился на землю. Собака была крупной и, похоже, беспородной. Ее шею обхватывал широкий ошейник, утыканный шипами. Я коснулся бока собаки и почувствовал холод. Ран было не видно.

И ни следа Стивена. Однако я разглядел на траве другие следы, и они вели к затянутым туманом Фенским болотам.

– Яд, – безапелляционным тоном объявила госпожа Уорли, тыкая мертвого пса тростью. – Будь Гримболл склонен к припадкам, мы бы это заметили.

– Но где же Стивен? – задал вопрос я.

– Арапчонок? Готова поспорить, собаку отравил он. Это все их колдовские штучки. Вам следовало лучше за ним следить, сэр.

Вернувшись в дом, я нашел старую леди на кухне. Когда я рассказал ей, что случилось, она устремила на меня такой злобный взгляд, будто произошедшее – моя вина, а потом госпожа Уорли отправила горничную наверх, чтобы та разбудила ее внука. Господин Уорли сбежал вниз, даже не сняв ночной колпак и только накинув халат поверх сорочки. Вместе мы отправились во фруктовый сад.

Когда мы шли обратно к дому, нас отыскала Энн и передала госпоже Уорли послание от своей госпожи. Леди Квинси выражает хозяйке свое почтение и просит поставить ту в известность, что и гостья, и ее сопровождающие сегодня утром покинут Хитчем-Сент-Мартин. О Фрэнсис леди Квинси не упоминала.

– Мы не можем уехать, пока не отыщем Стивена, – обратился я к госпоже Уорли. – Мальчик должен быть где-то поблизости.

– Что случилось? – спросила Энн, от удивления забыв про манеры.

– Ночью Стивен ушел. Не знаю, в котором часу. Когда я встал, его кровать была пуста.

Горничная уставилась на меня во все глаза. При обычных обстоятельствах Энн ночевала бы в комнате своей госпожи – так же, как в Кембридже или в Пакеридже, где мы останавливались по дороге. Если она не