– Прошу меня простить, государственные дела… Я готов прояснить любые непонятки, ваше высокопреосвященство!

Кардинал поднял голову от бумаг на столе, глаза его изучающе пробежали взглядом по мне с головы до ног и обратно.

– Любые?

– Любые способен объяснить только Господь, – ответил я смиренно, – так как он создал и понятное и непонятное. Одно для жизни, другое – для желания жить.

Прелаты переглянулись, кардинал покачал головой, во взгляде я прочел удивление.

– Странно, – проговорил он задумчиво, – у вас неплохие знания Библии… Откуда?

– Откуда и у всех, – настороженно ответил я. – А что, есть иные возможности узнать, кроме как почитать? И обсудить с друзьями?

Удивление в его глазах стало сильнее:

– С друзьями? Мне всегда казалось, что молодым людям вашего возраста свойственны несколько иные интересы…

– Свойственны, – согласился я. – Но в моем королевстве женщины очень доступны. Доступнее уже не бывает. Прилагать усилий не приходится, так что остается время и на Библию. А положение в обществе таково, что и молодые стараются найти что-то в Библии. Больше, правда, чтобы опровергнуть, но, как ни странно, знают ее сейчас больше, чем знали их родители…

Взгляд его стал острым:

– Это и беспокоит.

– Что, ваше преосвященство?

– Что Библию больше читают безбожники, чем истинно верующие.

Я спросил осторожно:

– А зачем она истинно верующим?

– Сэр Ричард, не забывайтесь…

– Одни читают Библию, – торопливо сказал я, – чтобы укрепиться в вере, другие – ищут ответы на мучающие их вопросы! Есть и такие, что выискивают неточности или противоречия. Даже атеисты читают Библию. А верующие… им достаточно самой веры.

Он нахмурился, прелаты возбужденно заговорили между собой, слов я не разобрал, но голоса звучат злорадно.

– Сэр Ричард, – произнес кардинал, – ваши слова граничат с ересью…

Отец Габриэль сказал быстро:

– Ваше высокопреосвященство, не смягчайте! Ваше милосердие безгранично, однако надо быть и справедливым. Слова сэра Ричарда в самом деле откровенная ересь!

Кардинал кивнул:

– Верно. Что скажете на обвинение, сэр Ричард?

Я стиснул челюсти, пару раз процедил воздух сквозь зубы, говорят, успокаивает, но в моем случае только разозлило сильнее.

– Я не знаю, – проговорил я таким злым голосом, что зубы начали лязгать, как у голодного волка, – как вы там понимаете вообще религию! И все ли так понимают в Ватикане, как вот вы…

Кардинал поинтересовался вкрадчиво:

– А как понимаете вы?

Я ответил резко, словно бросился в ледяную воду, где быстро утону, если не доплыву до противоположного берега:

– Я понимаю ее как систему правил, которые позволяют людям жить в обществе! Все мы – звери, но чтобы жить в обществе, нужно смирять свои звериные страсти. Кто не может удержаться – тот живет вне общества. Кто входил в общество, а потом начинал звереть, – того изгоняли. Выжили только те, кто жил в нем. Но нам трудно не звереть, натура такая! Для обуздания и созданы главные законы: не убий, не укради… Нам легче подчиняться законам, принятым другими, чем обуздывать себя самим. С самим собой человек всегда договорится! А вот с Богом, который все видит…

Отец Габриэль сказал резко:

– Вы еще ни разу не упомянули о Боге должным образом!

– О нем чаще всего талдычат лицемеры, – огрызнулся я. – Они и молятся громко, напоказ, будто Творец глухой! А дома, не знаю, молятся ли?

Кардинал сделал вид, что не заметил стрелу, которую я метнул в его помощника, спросил нейтральным голосом:

– А вы, сэр Ричард, молитесь?

– Прежде всего – делами, – отрубил я. – Такие молитвы наиболее угодны Господу. Человек, который усердно работает, учится, растит детей, помогает людям, – намного угоднее Творцу, чем постоянно творящий молитвы. Пусть даже первый вообще не знает, как правильно перекрестить лоб, а второй молится пять раз в день! Вы как будто не знаете, о чем молитвы простого человека!

Он уловил сарказм, спросил подозрительно спокойно:

– О чем же?

Я сказал злобно:

– О корове соседа, чтобы сдохла, о кладе в огороде, о большом урожае на поле, где ни разу не пропалывать сорняки и не поливать… Да вообще все просят, чтобы Творец выполнял за них всю грязную и тяжелую работу! И как такие люди могут быть хорошими христианами?

Кардинал сказал с жестокой ноткой в голосе:

– Сэр Ричард, нельзя быть бóльшим христианином, чем папа римский.

В его усталом голосе звучало предостережение, а от прелатов вообще веяло холодом, словно с горных вершин с вечными снегами.

Отец Раймон подвигался на своем месте, кашлянул, а когда все посмотрели на него, сказал почти виновато:

– Может быть, наконец вернемся к тому, из-за чего пригласили сэра Ричарда?

Он единственный, кто не говорил «вызвали», «велели», а именно «пригласили», всякий раз напоминая им, что я не в их инквизиторском застенке, что я все еще лорд, а не заключенный.

Кардинал буркнул:

– Спасибо, отец Раймон, за напоминание… Сэр Ричард, у нас есть сведения, что вы поддерживаете еретиков.

– Это ложь!

– Есть сведения, – продолжал он неумолимо, – что вы быстро ведете Церковь к расколу…

– Я не могу вести ее к расколу, так как я майордом, а не архиепископ или кардинал!

Он покачал головой:

– В нашей истории немало случаев, когда один-единственный священник мог расколоть Церковь. И раскалывал весьма успешно…

– Но не государь!

Он снова покачал головой.

– Бывали государи…

Я промолчал, вспомнив не только о Мартине Лютере, но и короле Генрихе, который ради прихоти жениться на одной из фрейлин королевы объявил Англию свободной от папской власти, ибо папа запрещал развод с прежней королевой Екатериной.

Кардинал посматривал на меня с торжествующей ухмылкой. Я сказал жестко:

– Я не собираюсь опровергать домысли и предположения. Выкладывайте факты! И тогда я отвечу. А пока, святые отцы, если у вас нет более существенных вопросов, то я с вашего разрешения откланяюсь!

Меня снова колотило, когда я выходил из гостевого домика. Никогда еще не чувствовал такого бешенства, просто удивительно, как можно довести до белого каления умелой улыбочкой, словно невзначай брошенной фразой, косым взглядом…

Надо держаться, сказал я свирепо. Надо, иначе я их завтра же прирежу… а то и сегодня ночью.