Старушка приветливо им кивает, а потом достает из коробочки и повязывает им на запястья две одинаковые ленты желтого цвета. Просит отойти и встать дальше, к стене.

— Кто следующий? Ну же, не стесняйтесь!

С немалым удивлением я увидела, как слегка неуклюже с первых рядов поднялся Малкольм Медведь. Повернулся к блондинке с льняными косами, с которой и так сидел рядом, и, краснея, подал ей руку. Она покраснела еще сильнее, когда его руку приняла.

— Малкольм Дуглас и Мэри-Энн Смит!

Леди Ректор провозгласила их имена и повязала на запястья синие ленты.

— Кто еще?

Я сжала кулаки, впившись в ладони ногтями, когда со своего места вскочила Солейн.

— Солейн Эв готова приять участие в состязании!

— И с кем же?.. — удивленно спросила Ректор.

Та оглянулась, завертела головой… а потом сдернула со своего места сидевшего позади парнишку-менталиста.

— Вот с ним!

У того лицо было… обалдевшее. Но он тут же закивал, соглашаясь. Парень был меньше ростом Солейн на полголовы. И смотрел на нее с явной опаской. Мда уж.

— Ты, как там тебя? — прошипела она парнишке, тот шепнул что-то в ответ.

— Солейн Эв и Гордон Годдингтон согласны принять участие в Турнире Семи замков! — еще раз уверенно выпалила Сол.

Леди Ректор колебалась пару мгновений, изучая их странную пару… а потом лукаво улыбнулась и кивнула. Им достались зеленые ленты.

Четвертой парой были не знакомые мне ребята — он и она высокие, стройные и темноволосые. Кажется, бытовики, и оба из-за моря, из Арвенора. Они гордо продемонстрировали всем белые.

— Кто еще? У меня осталось не так много лент, так что решайтесь. Но думайте как следует, чтобы вас не настигли последствия вашего решения! А то вдруг мы решим и правда поженить всех участников, независимо от выигрыша.

Ее глаза светились хитринкой, но я не рискнула бы утверждать, что это действительно шутка. От этой дамы всего можно ожидать.

И тем не менее, реплика определенно возымела эффект — желающих больше не нашлось.

Пока длилась пауза, я окинула взглядом преподавательский стол. Леди Ректор нигде не озвучивала, что преподавателям запрещено участвовать. И хотя говорилось, вроде бы, только о студентах… Но разве Замкам роз главное — не чувства? Наш Король тоже студентом не был, когда получил свое семечко Замка пурпурной розы.

Олав сидел хмурый, как туча. Я перевела взгляд на сестру. Джен — с совершенно отсутствующим видом. Гиблое дело.

Леди Ректор все тянула и тянула паузу… как будто чего-то ждала. Ее внимательный взгляд то и дело царапал меня, прогуливался по студенческим рядам. Наконец, она вздохнула и как-то осунулась. Прикрыла морщинистые веки, будто столь долгие речи порядком ее утомили.

— Ну что ж… Раз только четыре влюбленные пары решились на то, чтобы участвовать в Турнире Семи замков… Хотя я надеялась, все же, что будет чуточку больше… Пожалуй, пора. Раз больше никто…

С громким стуком распахнулась дверь.

Мне показалось, зрение обманывает меня. Этого ведь просто не могло быть. Ни в каком из существующих миров.

Через весь зал по проходу уверенным шагом шел воин. На этот раз на нем был длинный черный плащ с воротником из серого меха, похожего на волчий. Но под ним… под ним конечно же виднелась голая грудь. Босой, как всегда. Бессовестно красивый и невыносимо самоуверенный. Остановился прямо напротив Леди Ректор. Снова закрыл мне обзор своей преступно широкой спиной и плечами.

Я сжала кулаки сильнее, вцепилась в тонкую ткань платья на коленях. Тряхнула головой, чтобы не поддаться постыдной слабости и не дать пролиться предательской слезе.

Радостный голос старушки полился мне в уши:

— Ай-яй-яй, молодой человек — как не стыдно опаздывать! Вы все прослушали!

— Я успел услышать и понять достаточно. И очень надеюсь, что еще не опоздал.

Он не обернулся ко мне, только стоял неподвижно и напряженно.

— Вы хотите добавить еще участников в список пар?

— Да. Морвин Эрвингейр и Эмма Винтерстоун.

Шум и шепот снова прокатились по рядам. У меня перед глазами потемнело. От гнева.

Я медленно встала с места, и зал умолк.

Обычно я говорю очень тихо. Но сейчас даже мой тихий голос был слышен неожиданно громко.

— Простите, леди Темплтон, но это невозможно. У Морвина Эрвингейра уже есть невеста, и поэтому…

Он прервал меня жестким тоном:

— У Морвина Эрвингейра больше нет невесты. Я повторю еще раз. Морвин Эрвнгейр и Эмма Винтерстоун!

А потом резко обернулся и нашел меня взглядом. И я задохнулась и растеряла все слова от того, что было в этом взгляде.

Шепот Джен совсем рядом:

— Если ты сейчас же не встанешь и не пойдешь к нему, я тебе никогда не прощу, Улитка Старшая!

Я вздрогнула. Сестра запустила в меня потихоньку тетрадкой. Попала, между прочим, в локоть! Нашла-таки доступные методы физического воздействия.

А потом все соображения как-то ушли на второй план. Состязания, замки, погода, магия… Я вдруг просто поняла, что невыносимо, смертельно, до боли на кончиках пальцев соскучилась. Пусть все катится в тартарары, но мне физически необходимо сейчас быть рядом.

Словно во сне я поднялась со своего места и в молчании, что царило в зале, прошла мимо заполненных рядов. Стараясь не обращать внимания на полный раздражения, злой взгляд Солейн, Коула, на десятки других мне в спину. Остановилась, дичась, на положенном метре от человека, снова пришедшего из моих грез бередить душу, и посмотрела ровно перед собой, чтобы скрыть смятение, которое рождал во мне единственный взгляд, который теперь имел значение — пристальный, огненный, достающий до самого сердца.

Морвин молча потянулся ко мне, схватил дрожащую руку своей, лихорадочно-горячей, и решительно притянул ближе. Плечом к плечу, по-прежнему глядя на меня, не отрываясь.

Пораженные разговоры в зале. Улыбка леди Темплтон.

— Итак, милая Эмма, вы согласны участвовать в состязании?

Меня хватило только на то, чтобы кивнуть, по-прежнему с опущенными глазами. Я боялась и не решалась посмотреть на него. И заглянуть в свою собственную душу, где сейчас бушевал настоящий ураган, — сметающий на своем пути любые логические аргументы и доводы рассудка о том, что мне нельзя его прощать, нельзя ему верить, нельзя снова будить этот едва уснувший вулкан, который в прошлый раз чуть не поглотил меня и не уничтожил, нельзя… его любить. Но…

Он крепко-крепко сжал мою слабую, безвольную ладонь. Словно убеждая, что годы, когда меня нельзя было никому касаться, остались позади. Словно говоря без слов, что на этот раз меня больше не отпустит.