Что рядом с ним любое «нельзя» обращается в «можно».

Леди Ректор вытащила со дна коробки и повязала нам на запястья пурпурные ленты.

Я была так сильно оглушена и сбита с толку происходящим, что даже не заметила, как зал постепенно опустел.

А мы просто стояли на том же самом месте, и Морвин все крепче сжимал мою руку, словно боялся, что я убегу. Но я была совершенно измотана и обессилена нервным напряжением и всеми событиями прошедших дней. В уши будто ваты натолкали, в голове гудит, перед глазами пелена… Наверное, надо было послушать Дженни и хоть изредка впихивать в себя что-то, кроме пары ложек каши.

Очнулась, когда обнаружила себя крепко прижатой к его груди. Морвин укрыл меня полами своего плаща и осторожно гладил по голове. Говорил глухо:

— Моя маленькая хрупкая девочка… Все хорошо теперь будет.

Я, наконец, поняла, что дрожу, и что напряжена так, словно все внутри натянуто гитарной струной — тронь и порвется с печальным жалобным звуком.

Медленно-медленно я отогревалась в тепле его рук и успокаивалась, переставала дрожать.

Мы долго стояли молча там же, где получили свои ленты — на возвышении у преподавательской кафедры. Замок пурпурной розы пригасил свет и мягкие тени укутали нас, смягчая напряжение, исцеляя взбудораженные нервы. Только лилово-фиолетовый сумрак — сквозь витражи стрельчатых окон.

Морвин не торопил меня, не говорил ни слова и ни о чем не спрашивал. А я, наконец, осознала — и его возвращение, и то, что теперь он свободен, и его молчаливое признание, когда он объявил нас одной из влюбленных пар, участвующих в Турнире семи замков. В сердце загорелся согревающий огонек, от которого теплая волна прокатилась до кончиков замерзших пальцев на ногах. Как будто душа возвращалась в тело.

Я приподняла лицо и робко посмотрела ему в глаза. Кажется, он давно этого ждал… с беспокойством.

Чтобы справиться с неловкостью, я сказала первое, что пришло в голову.

— Твоя невеста жива хоть?

— С чего такие вопросы? — улыбнулся он, и тревога рассеялась в его взгляде, словно тучи очистили небо.

— Ну… просто фраза «У Морвина Эрвингейра больше нет невесты»… прозвучала слегка двусмысленно.

— Жива, жива! — улыбка его стала шире. — А вот как я жив остался и убрался подальше от ее гнева целым и невредимым, до сих пор удивляюсь. Я уже говорил тебе, наши женщины тренируются наравне с мужчинами. Так что у Иланны очень тяжелая рука.

Я от души стукнула его кулачком в грудь. У меня, может, не легче, если как следует рассердить!

— А если серьезно? Ты же мне говорил что-то насчет… ритуального брака. — Я с трудом заставила себя проговорить эти несколько горьких слов. — И что Верховный маг Храма не может от него отказаться.

— Верховный маг не может, — подтвердил Морвин, перехватывая мою руку и целуя костяшки пальцев. Я вздохнула — нет, видимо, моя рука для него недостаточно тяжелая все-таки. А потом до меня дошел смысл его слов.

— Ты же не хочешь сказать…

— Именно. Я больше не Верховный маг Храма Великого Пламени. Подумаешь — полжизни потратил на то, чтобы подняться от самых низов и должности младшего послушника до ученика самого Настоятеля, а потом и его преемника. Чего не сделаешь ради одной маленькой упрямой Ледышки. Еще и дерущейся, к тому же.

Говоря это, он улыбался. И в глазах… была щемящая нежность.

Я задохнулась от переполняющих чувств, и, застеснявшись, снова спрятала лицо у него на груди.

— Даже не знаю, что сказать. Мне теперь как-то стыдно. Ты правда прошел такой длинный путь?

Морвин обнял меня покрепче, удобно устраивая подбородок на моей макушке.

— Я сирота, Маэлин. Для оборванного парнишки из самых грязных трущоб Диамара попасть в Храм Великого Пламени было величайшей удачей в жизни.

— Сирота?..

— Моя семья погибла при извержении вулкана. На меня… просто не подействовал жар его лавы, и я остался невредим. В семилетнем возрасте мне довелось видеть, как превращается в пепел все, что я знал и все, кого любил.

Я застыла как изваяние и забыла дышать. К горлу подкатил ком, на глаза навернулись слезы. А он просто спокойно продолжал свой рассказ.

— В те годы только начинались Кары. Никто не знал, куда бежать и что делать — народы, населяющие мой мир, слишком привыкли к безбедному существованию. Никому не было дела до одинокого мальчишки, окружающие были растеряны и озабочены собственным спасением. Но в Храмы по-прежнему принимали всех. Всех, у кого был дар, разумеется. Их четыре, в разных концах Дорегнатара. Каждый посвящен одному из самых могучих первоначал, на которых зиждется бытие. Храм Великого Пламени, Храм Великой Воды, Храм Великого Древа и Храм Хаоса. Во главе каждого стоит маг — самый сильный, в совершенстве овладевший мастерством своей стихии. Главами храмов становятся только мужчины. А вот жрицами Великой Матери — женщины.

— Иланна — жрица Великой Матери? — вспомнила я. Он кивнул.

— Да. Считается, что Дорегнатаром должен править достойнейший из достойных — правитель, соединяющий в себе благодать Матери и силу одной из стихий. Поэтому на трон Империи всходит тот, кто рожден в ритуальном браке. У нас нет наследственной монархии, после смерти одного правителя власть переходит другому Избранному. Жрицу, достойную зачать Дитя, заранее избирает жребий. После этого жрица сама выбирает одного из Верховных магов храма, кого считает подходящим… для этой великой миссии. Естественно, мне и в голову не приходило отказываться, когда Иланна назвала меня. Отказ — несмываемое оскорбление и неслыханный скандал, такое в истории случалось всего пару раз. К тому же, когда готов на все ради корки хлеба, начинаешь понимать, какая глупость все эти «чувства».

Я вся сжалась, и он успокаивающе погладил меня по спине.

— А потом вдруг встречаешь перепуганную девчонку с огромными глазами, которая даже по деревьям лазать не умеет, и все твои убеждения летят к такой-то матери.

Он взял меня за подбородок и заставил поднять лицо. Внимательно посмотрел в глаза.

— Прости за то, что скрыл наличие у меня невесты. Я хотел принять решение, когда вернусь обратно в свой мир. Сначала я должен был тебя как следует узнать. Ты не согласна, что было бы слишком большим безумием рушить всю свою жизнь после короткого знакомства, когда всего лишь пару минут погрел кое-чьи замерзшие ножки? Хотя наверняка очаровательные ножки, не сомневаюсь.

Я невольно ответила на его улыбку, но тут же закусила губу.

— Но… как же ты теперь?

Он пожал плечами.

— Верховный маг не мог отказаться от этой «великой чести», так что я перестал быть Верховным магом и с чистой совестью ушел. Иланна рвет и мечет, но даже она не может меня заставить. Так что я теперь весь твой, Ледышка.