— Уважаемый молодой мастер, — на этот раз Воин мужчина приветствовал меня, едва я ступил на каменную дорожку сада. — Рад вашему возвращению. Этот слуга беспокоился, что, купив чтение дешёвой книги, даже без следа духа создателя, молодой господин разочаровался в услугах нашего поместья. Этот слуга умоляет...

Пришлось перебить этот неожиданный поток слов:

— Я понимаю, что есть простая бумага, есть свитки с энергией Неба и памятью познавшего технику или Форму. Но что значит следы духа, разве это не одно и то же?

— Хм, — служитель поместья замялся, видно, этот вопрос из тех, что знали все. — Свитки создают начертатели, и они лишь помогают записать память и облегчают обучение. Но можно записать свои знания и на обычной бумаге, камне или ткани. Если возвышение идущего высоко, техника познана полностью, а дух силён, то такой предмет и сам впитает в себя часть его памяти, след техники, даже мысли и желания. Такая вещь даже спустя сотни лет может передать внимательному идущему с хорошим познанием кусочки памяти своего создателя.

Я кивнул, понимая сказанное и вспоминая подобное в сказках. Что-то среднее между книгой и свитком. Не требующее ничего, кроме желания передать свой опыт другим. Для меня — самое лучшее, что только можно найти. Мой талант в познании техник хорош, но то же второе созвездие Шипа далось мне с гораздо большим трудом, нежели это было с Лезвием. Видимо, слишком сложная техника и слишком много тонкостей движения силы в меридианах мне приходилось познавать самому. Но Небо и без того сделало мне слишком много подарков. За один только Шип я уже должен деревенскому пьянице несколько своих жизней. Вот только на что он надеялся, отдавая мне обычную запись об узлах и скупые описания движения энергии? Ведь в его свитке точно нет ни следа энергии Неба. Чудо то, что мой талант позволяет худо-бедно, но справляться со всеми взбрыками силы в меридианах. Может, он рассчитывал, что после Академии мне хватит опыта начать познавать Шипы путём проб и срывов? Боюсь, что этого я уже не узнаю никогда.

— Довольно. — я снова оборвал мужчину, что всё это время продолжал убеждать меня в покупке именно свитков. — Я хочу купить по часу чтения Форм выносливости и ловкости. И одно прочтение Духовного Круговорота. Это он?

Мой палец указывал на дальний угол сада, на открытую беседку, защищавшую от дождя каменную плиту высотой в рост человека. И моя догадка, основанная на услышанном рассказе и паре слухов, оказалась верна. Одно из сокровищ Тразадо, чудом сохраненное семьей после изгнания из Третьего пояса. Форма циркуляции, записанная на камне одним из старейшин семьи десятки, если не сотни лет назад. Впрочем, и здесь нашёлся подвох. Десять монет кровавой яшмы нужно было заплатить не за одно прочтение, как со свитком памяти, а за день медитации перед камнем. И позволить себе неделями сидеть перед ним, чтобы уловить дух создателя и его наследие, могли только отпрыски богатейших семей Гряды. Отличную вещь сохранили Тразадо. Вечный источник крови. Это я отчётливо понял уже через два часа медитации перед камнем.

На нём оказалась выбита фигура человека, застывшего в Форме. Несколько штрихов, прорезанных каким-то острым инструментом, отчётливо показывали направление циркуляции. Вот только повторение в своём теле этой схемы ничего не давало. Слуга за моей спиной наверняка смеялся над глупым выскочкой. Понятно, что если лучший из гениев Гряды, о котором мне рассказали, сумел постичь эту форму ровно за две недели, то это не будет легко. Но так ли это на самом деле?

Я скрестил ноги, устраиваясь удобнее на холодном камне, и упрямо сжал губы. Может быть, отпрыски лучших семей города и обладают какими-то талантами, но кто сказал, что я их лишён? Пусть я не вижу над этим камнем никаких печатей или символов, но если для изучения техник мне хватало лишь одного касания чужой памяти из свитка, то кто может утверждать, что не сумею коснуться оставленной в этом камне памяти его создателя?

Хорошо, что я пришёл сюда задолго до полудня и остальные Формы лишь окинул взглядом для вида. Иначе мне могло не хватить времени на раскрытие тайны камня. Я несколько часов перебирал разные способы медитации, чтобы уловить тот самый дух, что должен быть запечатлён в камне. Пристально вглядывался, расслаблял зрение, закрывал глаза, вызывая его образ в памяти, пока не решил пойти другим путём. Ведь у меня есть опыт, который вряд ли найдётся у многих в этом поясе: мой жетон и его оживающий лес, который сначала тоже не отличался от обычной картины.

Я вспомнил лес жетона и потянулся ниточкой силы к камню. И она бесследно исчезла в нём! А значит, я был на верном пути! Уже стемнело, когда вызубренная до последней щербинки фигура на камне дрогнула, ожила, и из камня на пол беседки шагнул крепкий, мускулистый мужчина, босой, одетый лишь в грубые штаны, стянутые на поясе верёвкой. Он встряхнулся и повторил Форму, расставив ноги и по-особому сцепив перед средоточием ладони. А я с восторгом и неверием глядел, как внутри его тела вспыхнули ярко-красные линии циркуляции. Три разных петли текущей по меридианам энергии, которая начала своё движение в разное время и с разной скоростью!

— Время, молодой мастер...

С досадой вскинул голову, но изменить уже ничего не мог. Чудо призрачного учителя исчезло, и беседка оказалась пуста. Лишь я и слуга, с невозмутимым лицом заслоняющий собой камень.

— Не стоит отчаиваться, уважаемый, вы юны, и у вас впереди ещё много возможностей сюда вернуться.

Надеюсь, моя улыбка была спокойной, когда я согласился с ним:

— Да, я ещё не раз повторю свой визит.

Выходя из поместья Тразадо, погруженный в свои воспоминания, я не сразу заметил знакомое лицо на той стороне широкой улицы. Но затем словно споткнулся, замерев на месте.

Там стоял служитель Улир, наказующий, приглядывающий за отрабатывающими долг Ордену вольными и которого я не ожидал увидеть с тех самых пор, как получил жетон внешнего ученика и освобождение от дальнейшей работы на Орден. Он стоял, прислонившись к стене поместья, и внимательно глядел на меня. Я помедлил и склонился в приветствии практиков. Он без промедления молча кивнул, не изменив позы. И даже в конце квартала Сорока Семей я чувствовал на спине его внимательный взгляд.

Глава Волков впечатлял. За месяцы, прожитые в Первом поясе, я видел немало сильных идущих, облечённых властью, но если не брать в расчёт старейшину и старика Кадора, то он вызывал у меня больше всего уважения и почтения. Высокий, широкоплечий, даже здесь, в центре защищённого лагеря, сидящий в броне. Твёрдый, внимательный взгляд. Шрам на щеке. Очень редкое, кстати, зрелище для высоких звёзд. Возможно, он, как и Гунир, получил его еще на Закалке? Обычно зелья затягивали все раны без следа. Воину нужно было попасть в серьёзный переплёт, остаться на несколько дней без зелий, с ядом в ране, чтобы случилось подобное. Или получить рану оружием и техникой, подобной моей Ярости, когда в тело попадает чужая сила и разрушает его.

Если верить байкам, то звери, даже сбежав после ранений оружейными техниками, могут днями истекать кровью. Другим могло бы казаться, что именно шрам, отметка жестокой переделки, делает взгляд главы таким властным и давящим. Но мне не нужно оценивать богатство одежды, осанку, замечать детали поведения окружающих, и как низко они ему кланяются. Для меня это лишнее. Я вижу его превосходство над собой, и даже тёмные волосы, почти целиком сменившие свой цвет на зелёный, не говорят мне об этом сильнее, чем непроглядная глубина его силы, подобная бездне, в которой бесследно вязнут лучи солнца.