Встаю под ледяной душ — привычка, которую выработал за два года в аду. Теплая вода — редчайшая роскошь. Долго привыкал к ее отсутствию, корчился первое время под холодными струями. А сейчас — ничего не чувствую. Привык. Отлично освежает голову.

Провожу рукой по светлому ежику. Все что осталось от моих длинных когда-то волос, которые так нравились Василине… Ну все, хватит. Распустил нюни, аж самому противно. В лагере я себе такого не позволял. Но стоило вернуться домой, как воспоминания набросились, точно псы голодные.

Выхожу из душа продрогнув, но хоть немного удалось сбросить напряжение. В родном доме, спустя два года, чувствую себя странно. Не думал, что вернусь сюда. Не верил, что выживу…

Мать, конечно, с ума сходит от радости. Готовит семейное торжество… на которое меня просто воротит идти. Не хочу. Не до праздника. Вымотан настолько, что хочется лишь упасть на кровать и вырубиться. Денька так на три. А то и неделю.

Или нажраться вхлам. Хотя я забыл, каково это. Там, откуда я вернулся — спиртное — непозволительная роскошь. Чуть притупились рефлексы — значит ты слаб, уязвим. Слабая мишень, равно мертвая. Да и как смогу появиться на семейном ужине и не вцепиться в глотку Димке? Ведь именно из-за своего урода-дядьки я отпахал два года не просто в армии, а в самом пекле. «Элитные войска», которые Дмитрий пообещал моим родителям, на поверку оказались самым жестким и опасным подразделением. Там готовили не военных, а настоящих камикадзе. Полгода усиленного курса спец подготовки — и на передовую, в горячие точки, сражаться с террористами, бандитскими группировками в странах третьего мира. И не только сражаться, а работать под прикрытием, внедряться в бандитские группировки, изучать каналы поставки наркотиков. Именно в это я и вляпался. Проговорился сдуру о своем увлечении мотоциклами и спустя полгода спецкурса внедрили в банду байкеров, промышляющих наркотой. Поставки шли из Афганистана, куда мне и пришлось отправиться. Несколько раз моя жизнь оказывалась на волоске. Полгода в Талукане — самые дерьмовые воспоминания, которыми я вряд ли захочу поделиться с кем-либо. О таком маме точно не рассказывают… Она сошла бы с ума от ужаса, несмотря на то, что буквально заваливает меня вопросами. А я отделываюсь односложными фразами и словом «секретно».

О чем бы я мог рассказать? Про грязь, пыль, развалины, антисанитарию и вечно обдолбаных местных жителях? В Талукане каждый третий, даже женщины, принимают опиум, героин и марихуану. Дышат опиумом в лицо своим детям, чтобы те засыпали. Дают марихуану самым маленьким. Сначала они покупают наркотики и только потом еду. А если не могут найти деньги на наркоту — пытаются продать собственных детей или заставляют заниматься попрошайничеством. Такая жизнь делает из этих людей камикадзе — им становится все просто до лампочки. Они начинают стрелять и стрелять много.

Я провел в этом аду чуть больше полугода. Банда, в которую я попал — самая опасная в Талукане. Моей задачей было узнать о том, кто курирует их с нашей стороны. Связи, пароли. Каналы сбыта. Но мне мало что удалось. Зато в полной мере познал грязь и голод, насмотрелся на смерть и кровищу… Когда мне казалось, что хреновей просто некуда — убили моего связного. Думал, и меня там же положат… Получил ножом в бок, но все-таки смог кончить ублюдка, который следил за нами, раскрыл нас…

Воспоминания выводят из себя, бесят, они подобны тянущей застарелой ране. Психую хватаю ключи от отцовского мерса — своей машины теперь у меня нет… Димка и тут постарался, прибрал к рукам БМВ, которую подарил мне на восемнадцатилетие дед. Что мне делать со всем этим? С Димкой, который хоть и сволочь, но родственник ведь. Руки так и чешутся навалять как следует, хоть пообещал отцу, что не буду этого делать. Да и чем это поможет. Что изменит? Но и за стол один с этим ублюдком не сяду!

Стыдно перед матерью, но с семейного торжества я все же слинял…

Возвращаюсь домой уже в темноте. Бросаю куртку и ключи от машины на мраморную столешницу в кухне, достаю из холодильника бутылку пива.

— Не догадался позвонить матери и сообщить, что ты жив, а не лежишь мертвый в кювете?

Делаю большой глоток пива и смотрю на старшую сестру.

— Мобила села.

— Мы все с полудня пытаемся с тобой связаться. Ты забыл, что мама устаивала вечером семейный ужин?

— Нет, не забыл, просто решил воздухом подышать и… заблудился, так скажем.

— Заблудился ты давно, Артур… Слишком давно…

— Ага. Только давай без нотаций, сестренка! Я слишком пьян для них и слишком устал.

— Со дня твоего возвращения, все ищу и ищу подходящий момент… но он не находится. И знаешь что? Мне это надоело! — вспыхивает Таисия. — Сколько можно вести себя так по-свински, Артур? Я ведь помочь хочу… Понимаю, что ты пережил. Мне очень жаль, что с тобой столько всего ужасного произошло! Мы все это время с ума сходили… Мама на успокоительных… Отец не показывал, но переживал еще глубже. Едва удалось инфаркта избежать. А Дима… Он заплатит за все, обещаю. Я хотела, уговаривала отца в суд на него подать… уголовное дело завести… Но родители против. «Бурмистровы не выносят сор из избы» — горько усмехается сестра. — Но больше они боятся Веру расстроить. Она неважно себя чувствует. Ну и дедушку тоже. Он ведь совсем от дел отошел. Живет на Кубе с бабушкой в свое удовольствие, уже год там и сюда возвращаться не собирается.

— Вот как, — усмехаюсь.

— «Вот как»? Это все, что ты можешь мне сказать? Я так ждала тебя… И Лика… — Таисия запинается. — Нет, я понимаю, почему ты на ужин не пришел! Я бы тоже с Димкой не стала за одним столом сидеть… Я и не сидела — ушла… Но позвонить можно было, братик!! За тебя все так переживают! Почему не позвонил?

Господи, вот заладила, как попугай! Да потому что не хотел слышать разочарование в голосе матери или ощущать вину, которую она заставила бы почувствовать.

— Я хочу помочь, Артур, — Таисия мягко касается ладонью моего плеча. Но я отстраняюсь.

— Когда-то я много раз просил тебя помочь… Но ты не помогла.

Сестра вздыхает, отходит в сторону и садится за стол.

— Ты за старое? Три года прошло. Всю жизнь будешь припоминать мне, что однажды встала не на твою сторону?

— Нет, не надо было стоять на моей стороне. Ты могла просто сказать мне телефонный номер. Адрес. Я хотел все исправить…

— Ты бы только причин ей новую боль!

— Никогда!

— Но ведь сделал однажды!

— И больше не заслуживаю шанса?

Сажусь напротив, прячу руки под стол, изо всех сил стиснув кулаки, противясь желанию врезать по деревянной поверхности со всей дури.

— Для тебя это всего лишь шанс… Для нее — жизнь. Ты и так ее сломал. Нарушил планы. Вынудил уехать в другой город…

— Я понял. Урод конченый, нет мне прощения. Можешь не продолжать.

— Артур… пожалуйста, ты должен забыть ее! Она изменилась. У нее своя жизнь. Она счастлива. Столкнетесь — и равновесие снова будет нарушено…