— По себе судишь и мужу бывшему. Я — не такой.

— Знаю. Но все-таки Василине будет лучше без тебя…

Раньше, до армии, когда твердили, что Мотылек не для меня — впадал в ярость. Теперь же, после этих лет, всего, через что прошел — я был согласен с Таисией. Наконец примирился, оставил в прошлом юношеские грезы. Да и теперь уже я — не для нее. Я изменился. И то, что со мной стало… таким как Василина — точно не понравится. Даже если когда-нибудь встречу ее… а я не собирался встречать… надеялся, что этого никогда не произойдет… Но даже если вдруг случится такое — лучше нам держаться друг от друга подальше. Я планировал вернуться на службу, подписать еще один контракт. Ко всему привыкаешь. Сначала мне было там сложно, невыносимо… Но потом что-то изменилось. Теперь мне сложно здесь, в этой обычной жизни. Ощущение, что нет мне в ней места.

Странно чувствуешь себя, когда из пекла возвращаешься в размеренную беспечную жизнь. Вроде радоваться должен… а нет радости. Друзья… я слишком изменился, уже совсем не то общение, расспросы о том, где пропадал, чем занимался — лишь раздражают. Их рассказы — кажутся глупыми и неважными.

На днях позвонил Штаховский. С ним я не виделся с момента драки в школе. Крепко мы тогда друг друга отмутузили. Я вспоминал это событие с каким-то глупым удовлетворением. Хоть немного ярость выплеснуть удалось. Очень сильно нашу дружбу проклятый спор подкосил. После того, как понял, что исправить ничего не получится, долгое время не мог ни видеть, ни даже слышать о бывшем друге.

Но Якоб разговаривает как ни в чем не бывало. Словно только вчера расстались и все в норме. Да и прав он, кто старое помянет… столько лет дружили, с самого детства не разлей вода.

Незаметно для себя соглашаюсь прийти на его мероприятие. Штаховский теперь бизнесмен. Его фирма устраивает вечеринку по случаю завершения крайне выгодной сделки. Аукционный дом, которым занялся Штаховский — очень интересное и прибыльное направление. На вечеринку приглашены сливки общества со всего города. Якоб заявил, что смертельно обидится, если не приду. Плевать мне на его обиды, и все же, поддавшись уговорам матери — «Сколько можно сидеть затворником дома», тащусь туда, напялив смокинг, в котором чувствую себя по-идиотски. Отвык от подобной одежды.

Захожу в помещение, сразу пообещав себе, что просто пожму Якобу руку, поздравлю, закину в себя пару порций виски, и свалю по-тихому. Штаховский не поскупился, вечер оформлен роскошно — от вышколенных официантов, снующих туда-сюда между гостями, до живого мини оркестра в глубине зала. Играет легкий джаз. Нарядно, даже вычурно одетые дамы танцуют в объятиях кавалеров в изысканных смокингах. Вижу друга, стоящего возле барной стойки. Чтобы подойти к нему, надо пересечь танцпол. Начинаю огибать танцующих, когда меня кто-то хватает за плечо. Моментально напрягаюсь, с трудом сдержавшись, чтобы не ответить специальным приемом, которым пользовался на заданиях. Нельзя так подкрадываться к военному. Но к счастью, я трезв и осознаю, где нахожусь. Так что держу инстинкты при себе, и лишь резко разворачиваюсь. Знакомое лицо. Слишком хорошо знакомое. Соболева. Ее я меньше всего хочу сейчас видеть. Хотя не был с женщиной давно… И сейчас так некстати вспоминаю об этом. Но если я и решу сбросить напряжение — это точно будет не она…

— Привет! Боже мой, Артур! Как я рада тебя видеть! — восторженно верещит бывшая пассия. — Поверить не могу. Думала, показалось…

Опускаю глаза и упираюсь в огромный живот Ники. Вот так новость. Она беременна. Впрочем, никаких особых эмоций эта новость не вызывает. Кроме одного… я вспоминаю… другую девушку из прошлого. Ведь точно также могу встретить ее… на улице, или в магазине… а может и на таком же вот светском мероприятии. Хотя какая чушь, что ей делать в таком месте. Но самая болезненная мысль — она тоже может быть беременной. Замужней, счастливой. Но тогда мои эмоции будут другими. Я, скорее всего, жить не захочу после этого…

— Мне пора, — кидаю охрипшим, почему-то, голосом и отстраняюсь от Соболевой. Она надувает губы, совсем как раньше. А уголки глаз начинают блестеть слезами. Ну вот вам, сухарь. Обидел беременную. Но мне слишком тошно, чтобы искренне покаяться. Я и правда совсем очерствел, даже расстроенная беременная не вызывает сочувствия. Вместо этого думаю, что именно эта сука сломала мне жизнь. Разрушила все, что было у нас с мотыльком… Отворачиваюсь и протискиваюсь к бару. И про друга забыл уже. Срочно надо выпить.

— Дружище, спасибо что пришел, — Якоб подходит ко мне сам, когда я вливаю в себя уже третью порцию виски. Не слишком налегаешь?

— В самый раз. Ща домой поеду, — отвечаю хмуро. — Поздравляю, кстати. Все супер, ты круто поднялся.

— Да, бизнес это мое, — лыбится Якоб.

— А я тут призрака из прошлого повстречал, — говорю безразлично. Но Штаховский отчего-то бледнеет.

— Да ты что? И как?

— Немного удивлен. Впрочем, рад за нее.

— Серьезно? Хм, хорошо… Хотя, постой, погоди. Ты о ком?

— О Соболевой. Беременная, все дела. Замуж что ли вышла?

— А, Никуля! — в голосе друга отчего-то слышится облегчение. — Да, она прикинь, за Стеблова вышла. Помнишь такого?

— Да.

— В прошлом году поженились. Он долго за ней ухаживал. Она, конечно, по тебе убивалась, кричала что ждать будет. Но так как ты на письма не отвечал…

— Правильно сделала, что не стала ждать.

— Согласен, — кивает Якоб. — Знаешь, дружище, я тебе сказать хотел… Одну вещь. Ты не злись только…

Неожиданно Якоб замолкает. Смотрю на него, пытаясь понять, на что он отвлекся. Поворачиваю голову в ту же сторону… И забываю как дышать.

К нам идет Мотылек. Только… Так назвать ее язык не поворачивается. В ней трудно узнать ту девчонку, с которой я гонял на мотоцикле. Купался в бассейне. Которую на санках в загородном доме деда катал. Машину учил водить. Это Василина, без сомнения. Но она совершенно другая. Невероятно красивая, изысканная. Даже не бабочка. Редчайший экзотический цветок. Естественный, прекрасный, невероятный.

— Черт… — слышу будто через вату голос Якоба.

Но мне плевать, что там бормочет друг. Плевать, что я оглушен, даже если полностью лишусь слуха. Не могу оторвать взгляда. Не верю тому что вижу. Грудную клетку заполняет тепло, переходящее в жар. Пока Василина, до этого мило беседующая с какой-то незнакомой женщиной, которую держит под руку, не замечает, наконец, меня. Остолбеневшего и вперившего свой взгляд подобно путнику в пустыне, наткнувшемуся на оазис. Мотылек вздрагивает, на секунду сбивается с шага… Но сразу берет себя в руки. Гордо вскидывает голову и снова поворачивается к своей спутнице, что-то говорит той на ухо.

Бросаю взгляд по сторонам и неожиданно понимаю, что многие мужчины за стойкой бара, включая бармена, затаив дыхание, смотрят на нее. Точно увидели кинозвезду, знаменитость. Один из мужчин подходит к Василине и ее спутнице, протягивает записную книжку, и обе дамы расписываются в ней, как будто автограф дают. Трясу головой, кажется, я попал в некий сюрреалистичный мир. Может, так нажрался, что в реальности валяюсь сейчас под барной стойкой, на полу? И мне снятся дикие сны?