Пытаюсь высвободиться.

– У нее бред, – говорит он. – Острая мания. Паранойя. Сексуальный эксцесс.

– Что? – Кровь стынет у меня в жилах. – Что он сказал?

– Не переживай, Мэри. – У него спокойный, мягкий, сочувствующий голос. – У нас ты получишь самое передовое лечение. Ты поправишься.

– Со мной все в порядке.

Меня оттаскивают от него. Я бью их в голень.

– Со мной все в порядке. – Никак не дотянуться. Не могу попасть пяткой в цель и продолжаю колотить воздух. В груди так тесно, что не получается вымолвить ни слова. – Да выслушайте же меня ради бога!

Меня перекрикивает врач:

– Влажное обертывание! На шесть часов.

– Я ведь всего лишь ударилась головой.

Меня тащат вверх по ступеням. Не на что опереться, пока меня тащат по лестнице.

– Я ведь всего лишь ударилась головой. – Мне выкручивают руки. – Меня зовут не Мэри! Вы меня с кем-то перепутали!

Все попытки вывернуться только причиняют мне боль, так я ничего не добьюсь.

– Я всего-навсего ударилась головой!

Никакой реакции. Меня тащат дальше.

Реву во весь голос:

– Со мной все в порядке!

Меня приводят в большую комнату, где нет ничего, кроме ванны и узкой кровати. По крайней мере, ко мне возвращается зрение – в достаточной степени, чтобы разглядеть множество подбородков под квадратным лицом.

– Теперь я вижу, – говорю я, – так что, пожалуйста, отпустите меня домой.

Возможно, произнесла это мысленно, потому что они, судя по всему, меня не услышали. Меня усаживают на стул.

Одна из них берет ножницы с подноса. Она моложе той, с подбородками, и симпатичная. Она берет копну моих волос и отрезает ее. Потом за дело берутся обе – режут, тянут. Чувствую холодное прикосновение ножниц к коже головы.

– Вши, – хмыкает Подбородок.

Вши? У меня?

С меня стягивают платье и все остальное. Подбородок вытянутыми руками запихивает вещи в сумку, морща нос, словно боится что-то подхватить.

– Грязь.

– Что случилось с твоим ребенком, Мэри?

– Меня зовут Мод.

– Ну конечно. – Подбородок закатывает глаза.

Красотка ловит мой взгляд. Она отворачивается, но мне кажется, что она верит. Думаю, она знает.

– Обязательно скажи врачу, что она рожала, – обращается к Красотке Подбородок. – И недавно.

Симпатичная кивает.

– Где твой ребенок, Мэри?

– Я не знаю.

Почему они так смотрят друг на друга, будто жалеют меня? Мне становится плохо от этого, в глазах жжет. Я отворачиваюсь, смотрю на сумку с одеждой, моей одеждой. Это платье и правда грязное и вонючее, оно затвердело от крови, молока и грязи, так что невелика потеря. Все равно оно мне не нравилась эта колючая шерсть и то, как оно впитывало воду.

Симпатичная медсестра помогает мне залезть в ванну.

– Тебе будет гораздо лучше, как только мы тебя вымоем, вот увидишь.

– Да.

Вода слегка теплая, и через несколько мгновений я начинаю дрожать. Они трут мою кожу карболовым мылом до красноты, ее начнет щипать. Меня поднимают.

– В болоте что-то есть, – произношу я. – Под водой, где холодно.

– Правда? – удивляется Подбородок. – Что же это?

Что это?

– Я не знаю.

И начинаю плакать.

Меня вытирают шершавыми полотенцами, так что кожа едва ли не блестит, хотя в голове какое-то странное ощущение. Комната начинает плыть перед глазами.

– Опля! – Подбородок ловит меня. – Ну же, давай-ка без глупостей.

Они опускают длинные простыни в воду, отжимают их и начинают обматывать вокруг моего тела. Они наматывают их по кругу, пока наконец я не оказываюсь полностью завернута в пеленки, свободной остается только голова.

– Вы не могли бы передать кому-нибудь? Передать, чтобы сходили на болото?

– Конечно, передадим.

Они опускают меня на узкую кровать. Они осторожны, бережно поддерживают голову.

– Передайте, что там в воде что-то есть, что-то под водой, среди водорослей и грязи, в темноте.

Подбородок зашивает простыни, запеленывая меня, как паук жертву.

– Мы ведь обязательно передадим, правда?

Симпатичная кивает.

Я вздыхаю.

– Там холодно, ночью на болоте.

– Да, уверена, так и есть, – поддакивает Подбородок.

– Там небезопасно. – Мои слова эхом отлетают от высокого потолка. Слезы бегут по лицу. – Мне холодно. Поэтому я не могу вспомнить, что там спрятано.

– Холод успокаивает. Доктор желает тебе только добра.

Симпатичная собирает мои волосы в кучу.

– Здесь нет вшей, – удивленно произносит она. – Ни одной, даже гнид нет.

– Раз доктор сказал, что вши есть, значит, они там есть.

Симпатичная опускает взгляд.

– Конечно.

– Вы скажете им, правда? – Мои зубы стучат, и слова звучат как-то странно. – Это важно.

– Конечно-конечно.

– Это правда важно. – Хотя я и сама в этом не уверена. Я вообще больше ни в чем не уверена.

Я просыпаюсь от колокольного звона. Кто-то все бьет и бьет в колокол.

Открыв глаза, вижу длинную комнату, заставленную кроватями – их тридцать, сорок, а может даже пятьдесят. На них лежат, сидят или стоят женщины – старые, молодые и средних лет. Они надевают то, что сложено на их кроватях. Я сажусь. На моей кровати тоже лежит стопка одежды, так что я повторяю за ними. Натягиваю тусклое серое платье. Это то же самое платье, что я носила раньше, но теперь оно чистое.

В комнату входит медсестра.

– Пошевеливайтесь. – Она хлопает в ладоши. – Давайте.

Мы выстраиваемся в линию. Я замыкаю строй, потому что моя кровать дальше остальных от двери и потому что остальные знают, что им делать, а я – нет. У меня кружится голова и болят руки. Поднимаю ладонь, чтобы поправить прическу. Мои волосы. Их нет – абсолютно. Осталась только жесткая щетина.

Больше ни одного обритого человека в комнате нет. Я выглядываю колонну с обеих сторон. Все выглядят нормально. Я такая одна.

Перевожу взгляд на спину женщины передо мной.

Что-то вышито на спине ее платья. Сначала я принимаю это за какой-то узор, но потом моргаю и вижу надпись. Три слова:

Психиатрическая лечебница Анджелтон.

Глава 33

Моя кровать стоит ближе всего к грязному окошку, единственному в палате. Стекло закрыто металлической решеткой, выкрашенной в белый. За окном – сад, деревья, ровные лужайки и цветы. Я толкаю окошко, и