Те, кого в Талиге считают достойными, отдают долги, даже умирая. Они не согласятся на обман, а неживой всегда придет за своим. Нареченного Удо остановила правда, но настоящего убийцу он бы забрал. Сэль сказала, ее услышали, и теперь ей придется стать женой либо короля, либо подобного Флоху…

Кто-то жалкий и гадкий внутри Мэллит шептал, что Кагета может оказаться лучше, чем о ней говорят, а пронырливый казар полюбит подругу и сделает ее счастливой, но не так ли утешала себя мать, отдавая неудачную дочь достославным?

– Сэль, – тихо попросила гоганни, – прошу тебя сесть и позволить мне договорить. В ночь Излома я стояла за твоим плечом и слышала сказанное. Вернувшийся папенька желает для крови своей добра, а не беды.

– Бабушку он унизить хочет, – подруга махнула рукой, но села на край постели. – Нет, меня папенька любит, но ему надо, чтобы я делала так, как нужно ему, а не мне. Если бы я вышла за Уилера, он бы разозлился, даже если бы нам было очень хорошо.

– Ничтожная видела такое. – А вот Сэль не знает, что это значит, быть чужой во всем и не знать, как повернуться, завязать ленту, принять стакан воды! – Многие смотрят на детей своих как на племенной скот, решая, кому продать и с кем случить, но ты, избирая Кагету, будешь жить средь чужих и непонятных. Это трудно, трудней, чем нести полную всклень чашу и ходить во тьме по чужому дому! Я знаю талиг, но понимать меня трудно и не всегда приятно, ведь мои мысли текут иначе, чем у Роскошной и кухонных. Даже тебе со мной сложно, но я одна, а ты стремишься туда, где одна будешь ты. У кагетов трудный язык и дикие обычаи, там жарко и вдоль дорог лежит падаль и летают мухи, тебе придется есть много мяса и сластей и…

– Виконту Валме кагеты нравятся, но он тоже говорил, что они шумные, много едят и любят все яркое, – подруга встала и пошла поправить занавески, но они были безупречны, а за окном стояла тьма. – Ничего, я привыкну, если иначе нельзя, всегда привыкаешь. Давай я сниму с тебя мерку.

– Я буду рада, но сперва дай мне сказать. Сэль, твой папенька согласен на герцогов, любых, кроме того, на которого обижен. Я обещала нареченному Валентином молчать, пока не наступит время, и оно наступило. Полковник Придд, если придет беда, готов жениться на той из нас, кому это нужнее. Он сказал, а я это слышала.

– Я так и поняла, когда он прислал нам охрану, только герцог Придд теперь бригадир, это между полковником и генералом. – Руки подруги перебирали складки занавесок, а в щелку смотрела ночь. – Мелхен, дело в том, что одна неумная женщина думает, что если не будет меня, монсеньор Лионель свяжется с ней, а он этого никогда не сделает. Так глупо, что нелюбимые пакостят тем, кого любят их избранники, ведь любовь не еда, когда с голоду согласишься есть невкусное. Хотя и с едой тоже… Если человек не любит творог, то он его не полюбит, просто набьет живот и пойдет искать что-нибудь, на его взгляд, лакомое.

– Творог можно облагородить сушеными фруктами и корицей, – сказала гоганни и поняла, что глупа.

– Я говорю про творог, – тут же объяснила Селина, – чтобы не говорить о маркг… о капитане Давенпорте.

– Ненужный уехал, я о нем не вспоминаю, но не могу забыть твою клятву. Если ты выйдешь за бригадира Придда, папенька успокоится, ведь он требовал герцога, а не короля.

– Потому что королей мало, а наш совсем маленький.

– Именно так! – Не важно, сколько королей у внуков Кабиоховых, Сэль одна и… первородный Ли тоже один, как сердце и как дарующая любовь луна. – Скажи, что ты забыла посчитать королей, которым нужны жены, а когда посчитала, поняла, что их нет. Ты могла не знать, что казар – тоже король.

– Но я знаю…

– Прошу тебя, не спеши! Герцог Придд – наш друг и Повелевающий Волнами. Он старший в роду, и его никто не будет укорять. Нареченная Ирэной тебя полюбит, а ты полюбишь ее…

– Я обещала другое, и папенька… Понимаешь, он даже не попытался улизнуть и вывернуться, а ведь он монсеньора Рокэ терпеть не может и боится. Если бы папенька начал плутовать, я бы тоже могла попробовать, хотя так все равно нехорошо.

– Но если нареченный Баатой откажется, ты попробуешь? – Подруга станет просить о помощи первородного Ли, и ничтожная тоже попросит. Чтобы Сэль осталась среди тех, кто ее уже любит! Первородный знает многое и не боится ничего, он сумеет…

Подруга вздохнула и вытащила шкатулку, на крышке которой цвели голубые цветы. Мэллит знала, что там лежат ножницы, мелки и мерная лента.

– Если с Баатой не получится, – размышляя, Селина сдвинула брови, – я подумаю, но Валентина трогать нельзя. Ее величество рассказала, как ему было плохо дома, особенно после смерти брата, поэтому пусть женится для счастья, а не для того, чтобы мне помочь.

– Почему ты решила, что не дашь счастья бригадиру Придду? – Мэллит послушно подняла руки, позволяя себя обмерить. В доме отца это причиняло страдания и вызывало сетования, но больше гоганни о поясе невесты не думала.

– Валентину нужна не я, и это хорошо, потому что я могу принести пользу, но настоящему мужчине этого мало. В Доннервальде у меня очень неловко вышло с господином Фельсенбургом. Он в меня влюбился, хотя сперва испугался, что я похожа на его маму, а та никого от себя не отпускает. Так глупо… Наша мама нам не мешает, и графиня Савиньяк тоже.

– Сэль, ты обидела нареченного Фельсенбургом? Но ведь ты говоришь о нем хорошо.

– Он нареченный Рупертом, а еще его можно называть Руппи. Конечно, лучше бы мне было с ним не ездить, ведь я знала, что Руперт хочет меня рядом навсегда. Я даже поняла, когда это началось, на меня как раз бросилась бесноватая, а он выстрелил и испачкал мне платье мозгами. Я тебе говорила, что после бесноватых хочется куда-нибудь убежать?

– Да…

– Мне так хотелось выбраться из города, что я не подумала о Руперте, а он объяснился. Но мы не поссорились и потом очень хорошо скакали галопом, а ведь какой-нибудь дундук мог меня оскорбить или даже убить. Если бы господин Фельсенбург меня не любил, я бы с удовольствием за него вышла, это даже папеньке бы понравилось. Понимаешь, Руперт еще ближе к трону, чем монсеньор Лионель, и когда станет герцогом, будет называться младшим братом кесаря. Можешь опустить руки… В книге ее величества была гравюра, где паонские дамы кормят птиц, я сделаю тебе вырез, как у одной, с удодом на руке. Само платье было дурацким, так часто бывает…

– Ты не хочешь больше говорить о главном?

– Я говорю, – Сэль принялась сматывать мерную ленту, – или тебе не нравится, что я еще и платьем занимаюсь, но ведь мы подруги.

– Это так! – И это счастье, но Сэль не должна отдавать себя пьющему лишенное благородства вино! – Но что будет, если казар захочет твоей любви, и захочет часто?

– У кагетов много женщин. Если со мной что-то пойдет не так, Баата просто будет шляться, как это делал папенька, я ему ничего не испорчу.

Ничего? Но разве ломать свою судьбу не значит портить? И разве хотел бы такого для дочери самый дурной из отцов? Те, кто в любой день готовы платить за других, идут до конца и не спрашивают, их можно остановить, лишь уплатив самому вперед.