– «Уходя в ночи, первый из четырех делает шаг к Ней», – припомнила Матильда кагетскую примету и тут же перевела. – После заката вчетвером лучше не оставаться. А раз уж остались, то или до восхода порог не переступай, или жди, когда войдет кто незваный.

– А слуги? – попалась герцогиня. – Они же все время ходят.

– Слуг Леворукий не считает.

– А что будет, если все же выйти?

– Не знаю, – мотнула головой алатка, – не видела. Болтают, что первый, кто выйдет, умрет, а я суеверная.

– То не грех, – Бонифаций всегда дул касеру, как воду, но в этот вечер опрокидывал стопки с нарочитой лихостью. – Так, глупость обычная… С Титом сим я переговорю, чего ж не переговорить, только не завтра. С дороги мы, отдышаться надобно да оглядеться.

– Ваше высокопреосвященство, – мягко возразил Ноймаринен, – я бы просил вас принять Тита Доннервальдского прежде, чем вы встретитесь с ректором Олларианской академии, а он может здесь быть уже послезавтра. В свое время я допустил ошибку… Вы знаете о судьбе преемника Сильвестра?

– Агния-то? – благоверный приподнял стопку. – Здоровье хозяйки! Рокэ его турнул, ибо труслив был и короля бросил.

– Не совсем так. – Герцог бросил быстрый взгляд на пустеющий графин. – Вас еще не предупредили о моей привычке?

– Мой супруг способен сидеть на месте, только когда ест, – объяснила герцогиня. – Когда тарелки пустеют, он принимается бродить. Конечно, Рудольф может себя заставить, и он заставит… да, да, монсеньор! Но если мы станем друзьями, как я на это надеюсь, он начнет гулять, причем не здесь, а по своему кабинету. Поверьте, это почти плац.

– Да пусть себе ходит, – засмеялась Матильда и поняла, что начинает хмелеть. Она, не Бонифаций, этот трезв, как кусок льда.

– Рудольфу нужно разрешение его высокопреосвященства, – герцогиня мило улыбнулась. – А я должна поблагодарить за тост; мужчины за своими делами слишком часто о нас забывают, не правда ли, ваше высочество?

– Ноги человеку для хождения дадены, – не сплоховал Бонифаций. – А супругу мою, чтоб не запутаться, лучше именем нареченным звать. Красивое у нее имя, да и сама хороша, хоть и путалась по молодости с еретиками.

– Если ее высочество мне разрешит. Но в таком случае я попрошу в ответ называть меня Георгия или даже Геора, так меня звали в юности… Еретиков мне знать не привелось, но среди друзей моей матери были и те, кого объявили врагами. Я об этом не думала, я была слишком молода и счастлива. Так вы даете мне свое разрешение?

– Охотно, – покривила душой алатка и, пользуясь ситуацией, добавила: – Но при условии, что ваш супруг будет поступать так же. Или это для талигойского двора слишком?

– Нет, я с радостью буду звать вас Матильдой, – Ноймаринен поднялся и отвесил красивый полупоклон. – Разумеется, не на тех ужасных церемониях, которые нам устраивает Георгия. Я уже называю по имени одну даму, подругу юности моей жены. Это графиня Савиньяк, надеюсь, вы с ней поладите.

– Я бы тоже хотела надеяться, – герцогиня покачала головой, закатным огнем сверкнули гранаты. – Увы, Арлина не слишком любит женское общество и может показаться резкой. Она все еще переживает смерть мужа, которого застрелил граф Борн.

– Ее высочество Матильда может поговорить с графиней Савиньяк об Эпинэ. – Ноймаринен улыбнулся и неторопливо пошел к сидящему на обрубке колонны бронзовому волку. – Норовом Арлетта в самом деле не серна, мы с ней едва не поссорились, но друг она хороший и в людях разбирается. С Жермоном, маршалом Ариго, и с Эпинэ была права она, а не я и не мои люди.

Так вот, об Агнии. Кардиналом он стал по воле покойного Сильвестра, но справиться с Манриком и Колиньяром не смог, не тот характер… Временщики, удирая от Ракана, увезли Агния с собой, я их обоз перехватил. Мерзавцы отправились под замок в Бергмарк, но менять кардинала я не счел правильным, я и сейчас считаю, что при сильном, знающем регенте Агний был бы достойным пастырем. Он добр, умен, знает Книгу Ожидания и лишен честолюбия, единственный его недостаток – слабость характера. Сперва он поддался временщикам, потом мне.

– Рудольф, – герцогиня подняла почти пустой бокал – надо ли…

– Надо, Георгия. Его высокопреосвященство должен знать, что случилось, тем более что судьба Агния еще не решена. Он не преступник и не интриган. Что такое, Урфрида? Мы заняты.

– О, ничего особенного, – быстро заверила бывшая маркграфиня, – просто я должна кое-что сказать маме.

– Ну так говори…

– Лучше я выйду, – герцогиня непринужденно отодвинула так и не допитый до конца бокал и встала, – нас больше не четверо, и я ничем не рискую. Заодно распоряжусь о…

Договорить герцогиня не успела, с грохотом распахнулась дверь, и Матильда узрела себя двухлетней давности. В копноподобном горчично-черном платье и дорогущем парике с буклями и локонами. На руках ворвавшейся царственности заходилась лаем пегая левретка, а следом бежали дежурный адъютант и пара сборчатых особ не первой молодости, розовая и голубая.

– Забери, – проревело чудище и сунуло собачонку розовой. – И прочь с глаз! Вы трое тоже могли бы убраться… Эта пусть пока будет.

– Давенпорт, выведите свиту маркизы, – оказавшийся ближе всех к нежданной гостье Ноймаринен то ли случайно, то ли нет, загородил мармалюцу от Матильды, и теперь по обе стороны герцога виднелись горчичного цвета полубочки. – Сударыня, при всем уважении к вашему имени и жизненным обстоятельствам…

– Не мелите чушь! – рыкнуло из-за герцога. – Я желаю видеть, в кого превратился мой сын и с кем он спутался. Вы при этом без надобности. Как тебя там, подойди!

– Дочь моя, – пророкотал Бонифаций, – тебе бы так в Багерлее прорываться, теперь же вода иссякла и древо иссохло. Оставь нас.

– Что?! – Горчичные половинки двинулись вперед, и не готовый к драке с дамой Ноймаринен отступил. – Огрызаешься?! И Леворукий бы с тобой, роди я приличного сына. Хотя бы одного. Трое было, один другого хуже: мозгляк, сквалыга и ты, юбочник. В черный балахон влез, чтобы только долгов не отдавать! На ком женился? На старухе! Бабке недоноска, который ввалился в Олларию и…

– Замолкни! – Вряд ли стол, пусть и не слишком большой, опрокинулся, если б его просто задели, хоть бы и таким задом, как у благоверного. Стол был перевернут с грохотом и звоном. Ахнула герцогиня, герцог схватился за шпагу, в дверь вбежал давешний адъютант.

– Завтра мы с супругой отбываем в Олларианскую академию, – супруг уже держал скривившуюся мармалюцу за локоть, и та… молчала. – Епископа Тита приму утром, а сейчас долг сыновний исполню. Провожу змею сию до колоды ея. Капитан Давенпорт!

– Ваше прео… высокопреосвященство?

– Дорогу показывай, а ты, супруга моя, здесь жди. Вернусь за тобой.

Задохнувшейся от восхищения Матильды хватило только на то, чтоб кивнуть; супруг, не выпуская локоть оказавшейся его матерью ведьмы, повлек ту к выходу. Промешкавший адъютант, подпрыгнув озадаченным кузнечиком, бросился вперед, проскочил между двумя юбками – горчичной и багряной – и придержал дверь. Благоверный протолкнул храпящую, как норовистая лошадь, родительницу в проем и выплыл следом. Так и не ушедшая Урфрида, резко дернув сбившуюся портьеру, прикрыла оказавшуюся без засова дверь.