– Круто, Джасинта! – восхитилась Дороти.

– Королева Джасинта! – добавила Мариэль.

– Супер, Джей! – согласилась Киттен.

– Теперь я, – подняла мощную руку Дженни Большая.

Из-за стекла за ними наблюдал Истукан. Харриет ощущала какую-то перемену, будто в воздухе разлилось злорадство, она чувствовала, что тюремщики ждут не дождутся, когда она выйдет, чтобы устроить ей досмотр, и происходящее ей совсем не нравилось.

– Начинайте, – сказала она.

Стихотворение Дженни Большой – конечно, о ее покойном псе Элмо – заканчивалось так:

Я феноменальная женщина-собака

Я феноменальные глаза собаки

Я феноменальные уши собаки

И я кусаюсь

И я кусаюсь

И я кусаюсь.

– Очень мощно получилось благодаря рефрену, – заметила Харриет.

– Ух ты, Дженни Большая! – воскликнула Эйми.

– Точно, круть, – подтвердила Шейна.

– Моя очередь, – сказала Дороти и развернула листок.

Я феноменальная женщина.

У меня толстые ляжки

И волоски под губой,

И сердце мое из жидкой стали.

Все захлопали.

– Это очень сильно, – взволнованно сказала Харриет, она уже представляла, как закрутится в последующие недели вихрь из стихов, и кто знает, может, даже удастся какие-то опубликовать.

Стихотворения остальных прославляли маленькую грудь, седые волосы, ежемесячные мучения – словом, выворачивали наизнанку всевозможные женские жалобы, и когда подошло время расходиться, случился редкий момент единения – все были согласны, что «феноменальные женщины» живут везде, даже в тюрьме. Особенно в тюрьме.

– А вы что написали, Буки? – спросила Киттен.

Харриет взглянула на свой листок с одним словом: «Спасибо».

– Сегодня что-то не пошло.

– А кому спасибо? – наклонившись к Харриет, спросила сидевшая рядом Мариэль.

– Никому. – Харриет внезапно залилась краской. Неужто запоздалые приливы?

– Обалдеть, – сказала Дезире, – у Буки завелся ухажер!

Громкий смех, восклицания.

– Давайте не будем говорить глупости, – сказала Харриет.

Но Фрэнк Дейгл уже проник в ее мысли, непрошеный гость, высокий, худой, и голос точно виолончель. А ее новые туфли на каблуке… Неужто в самом деле?

– У Буки и вправду парень! – сказала Бритти.

– Ничего подобного.

– Да-да!

– Давайте-ка, Буки, выкладывайте.

– Вам же самой не терпится.

– Дамы, – сказала Харриет, – познакомилась я с мужчиной или нет, никого не касается.

– У-у-у, с мужчиной!

– Мне нужна игрушка, мне нужен мальчик[30], – пропела Шейна.

Харриет этой песни не знала, но там, конечно, было про секс. Как и во многих других.

– Так, ладно, – сказала Харриет. – Кто у нас следующий?

– Вы, Буки!

Все улыбались, ожидая услышать о ее великом любовном романе.

– Мне совершенно нечего рассказать.

– Ха! – возликовала Киттен. – Значит, что-то было!

– Что, если я все-таки познакомилась с мужчиной?

– Так я и знала!

Харриет оглядела сидящих за столом. Все подались вперед – уж очень хотелось услышать ее историю. Конечно, люди жаждут историй, постоянно жаждут. Но в ее истории участвовала Вайолет.

– Если коротко, наши первые встречи не предвещали ничего хорошего.

– Вам не дается второй шанс произвести первое впечатление, – заметила Бритти, которая когда-то прошла курс Дейла Карнеги.

Харриет рассмеялась.

– Оказалось, дается. – Она испугалась, на секунду представив, что все расскажет. Величайшая ирония заключалась в том, что, посещая тюрьму раз в неделю, она в окружении охранников чувствовала себя вполне беспечно. Сейчас она чинно сложила руки и улыбнулась. – Остальное не вашего ума дело.

– А стихотворение, которое вы не написали, было для мистера «Не вашего ума»? – спросила Шейна.

– Хватит.

– Так да или нет, Буки?

Она сдалась:

– Возможно. – Сказав это, Харриет поняла, что когда она собралась писать, ей явился Фрэнк Дейгл.

– Как его зовут? – спросила Мариэль.

– Да, Буки, скажите нам, как его зовут.

Харриет подровняла листки, постучала стопкой по столу:

– Кажется, наше время истекло.

– Буки!..

– Ой, ну ладно. Его зовут…

– Как?!

Харриет тянула время: собирала ручки, перекладывала что-то в сумке, надевала кофту. Сборы всегда давались ей трудно – она оставляла их здесь, взаперти, а сама отправлялась на вольный воздух.

– Его зовут, – сказала она наконец, – Итан Фром.

Члены Книжного клуба в тот день уходили, давясь хохотом, Харриет даже понадеялась, что хорошее настроение у них продержится до конца Дневного хавчика.

Но уже спустя несколько минут она вся клокотала, стоя перед мистером Флиндерсом, человеком средних лет в твидовом костюме, – он внимательно изучал ее, сидя за своим безупречным письменным столом. Он взял в руки канцелярский нож, повертел и положил на место. Затем взял лупу из того же набора, повертел и положил. Затем попросил для досмотра ее сумку и несколько минут изучал ее.

– Я обратил. Внимание.

Он постоянно так делал. Разбивал предложения. На фрагменты. Давая вам время. Понять. Что вы. Сделали не так.

– Если это по поводу прошлой недели, Дона-Лин была расстроена из-за семейных дел.

– Мне это хорошо известно. Не на это. Я обратил. Внимание.

А обратил он внимание вот на что:

НИЧЕГО НЕ ПРИНИМАТЬ ОТ ЗАКЛЮЧЕННЫХ,

НИЧЕГО НЕ ДАВАТЬ ЗАКЛЮЧЕННЫМ.

НЕ ДЕЛИТЬСЯ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ ЛИЧНОЙ ИНФОРМАЦИЕЙ.

НЕ УСТАНАВЛИВАТЬ И НЕ СОГЛАШАТЬСЯ НА ФИЗИЧЕСКИЙ КОНТАКТ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ.

НЕ ПЕРЕДАВАТЬ ИНФОРМАЦИЮ ОТ ЗАКЛЮЧЕННЫХ ЛЮДЯМ ИЗВНЕ.

НЕ ПЕРЕДАВАТЬ ИНФОРМАЦИЮ ЗАКЛЮЧЕННЫМ ОТ ЛЮДЕЙ ИЗВНЕ.

Харриет в той или иной степени нарушила каждое из этих правил. Она приносила газетные и журнальные вырезки о книгах. Она приносила открытки с яркими картинками, чтобы пробудить воображение. Однажды она принесла «привет» от Вайолет и доставила ей «ответный привет». К тому же каждую неделю она приносила себя – наполненную до краев и ничем не связанную.

Мистер Флиндерс вернул ей сумку.

– По-моему. Вы. Уже были. Предупреждены. Ранее. – Мало того, что он произносил фразы в рубленой манере, он обожал пассивные обороты. – Установлены правила. Для безопасности и благополучия. Волонтеров. Что касается заключенных. Их пребывание в заключении нацелено. На. Полезность обществу. Организованность. Повышение дисциплины. Поддержание порядка.

– Извините, мистер Фигиндерс. То есть Флиндерс.

О боже. Сумка соскользнула с колен, и под его взглядом, обжигающим гневом, Харриет нагнулась, чтобы поднять ее. Выпрямившись, она взглянула на него в упор.

– Мистер Флиндерс, вы меня отпускаете?

– Вы мне сами скажите, миссис Ляпсон. То есть Ларсон. Вы скажите. Что бы сделали вы. На моем месте.

– Я бы сделала предупреждение и надеялась на лучшее, потому что Книжный клуб создан исключительно для повышения дисциплины и поддержания порядка.

– А пташка мне другое напела. – Он скривил тонкие губы. – Вязаная пташка. Контрабанда. Которую не следовало выносить. Из здания.

– Это подарок, мистер Флиндерс. На память, – сказала она. – Женщинам нравится Книжный клуб, они решили выразить благодарность.

– Они не свободны. В своих действиях. После вынесения приговора. В том числе. Они не свободны. В выборе способа