— Химия, — сказала Лопата, — и Семилетка — один и тот же адрес. Ведь Химия — это правая рука Семилетки. И люди говорят, что занимает она почетное место рядом с металлом и машинами! Нет, не по ошибке повезли вас к Химии. А для превращения.

— Что, что? Химия превращает? Кого превращает? Во что превращает? — подпрыгнула Угольная Крошка.

— Да что угодно и во что угодно превращает Химия! — сказала Лопата. — В том-то вся и штука!

— Хрым-хрым, — заскрипел боками Острый Уголек, — хотел бы я все-таки знать, простите, во что можно превратить, допустим, благородный уголь? В кого тут могут превратить нас, повелителей машин?

— Вас-то? — усмехнулась Лопата. — Во что превращает Химия уголь? А я скажу. Почему не сказать? Ну-те-с, значит, так: Химия превращает уголь в удобрения, в духи и телефонные аппараты, взрывчатые вещества и детские игрушки, в асфальт и мячики, в морские канаты, нашатырный спирт, аспирин, ковры, плащи, галоши, меха, патефонные пластинки, шины, лекарства, пуговицы, костюмы, обувь, ткани, чернильницы… Фу, задохнулась.

Это была очень пожилая Лопата, и потому говорила она с одышкой, но если бы даже молоденькая лопаточка попыталась перечислить все вещи, которые приготовляют из угля, то и она с трудом управилась бы с такой задачей.

Вот тут наш художник нарисовал кое-какие вещи, которые можно получить из угля. Но все они не поместились на одной странице, и художник побежал в магазин купить самый-самый большой лист бумаги, а когда он вернется, мы попросим его нарисовать все-все, что получается из угля. Рисует он довольно быстро и за каких-нибудь два или три года вполне успеет управиться с такой работой.

5

Тяжело отдуваясь и пофыркивая, самосвал с угольками въехал в заводской двор.

Угольки зашумели, некоторые стали подскакивать, пытаясь заглянуть через борт.

— Потише, потише! — строго прикрикнула Лопата. — Довольно шуметь! Приготовьтесь превращаться в чулки!

— Ой, я боюсь! — запищала Угольная Крошка. — Я никогда еще не превращалась в чулки.

— Ничего, ничего, малышка, — кашлянула Лопата, — это не так страшно. Дайте-ка, я подсажу!

А где же Кук и Кукки? Почему молчит наш храбрец? Не выпал ли он из грузовика?

А потому молчит отважный Кук, что все это время он очень внимательно прислушивался к разговору угольков с Лопатой, а слушая, изумлялся все больше и больше, и все шире и шире открывался его рот от изумления. Так, с широко открытым ртом, Кук и въехал во двор. Тут Кук вежливо поклонился Лопате и также вежливо спросил ее:

— Мы куда же приехали?

Лопата оглядела Кука и Кукки с головы до ног и вдруг так рассердилась, что вся даже задрожала.

— Как вы сюда попали? А ну-ка прочь! — и выбросила путешественников на землю. — Чуть только не досмотришь — так вместе с благородным углем, того и гляди, попадет на завод разный мусор.

— Кто мусор? — выпрямился во весь рост оскорбленный Кук. — Это я мусор?! — закричал он негодующе. — Да как вы смеете? Да известно ли вам, что я Гроза морских чудовищ? О-о, это я не оставлю безнаказанным. Где Кукки? Держи меня, Кукки!

Кукки умоляюще сложила ручки.

— Многоуважаемая Лопата, — сказала она дрожащим голосом, — пожалуйста, не сердите братца! Он такой вспыльчивый и страшный в гневе, что я просто боюсь за вас. Прошу, не называйте моего братца мусором! Мыс ним ведь тоже из дерева. Как уголь. И, кажется, тоже чуть-чуть благородные!

— Ладно, ладно, — уже добродушно проворчала Лопата. — Ступайте, малыши, подобру-поздорову. Так и быть, не трону вас!

Кук даже подпрыгнул от негодования.

— Она не тронет меня!? — вскричал он. — Нет, это уже чересчур! Держи меня, Кукки! Умоляю, держи меня как можно крепче, иначе я наколю из уважаемой Лопаты мелкие щепки, а щепки превращу в стружки и опилки. Да я тут все разнесу!

Перепуганная Кукки схватила расходившегося братца за руку и потащила за собою через заводской двор на улицу.

Когда оскорбленные путешественники миновали заводской двор и вышли на улицу, Кукки облегченно вздохнула и показала пальчиком на окна длинного цеха.

— Лучше посмотрим, Кук, что стало с нашими родственниками. Я видела: их повезли в это здание. А мы даже не попрощались с ними.

— Что ж, — сказал Кук, успокаиваясь, — я не прочь посмотреть. Может быть, родственники нуждаются в помощи, тогда я сделаю для них все, что в моих силах.

Цепляясь за выступы кирпичей, Кук храбро полез вверх и через несколько минут добрался до карниза, который тянулся вдоль заводских окон.

— Здесь они! Вижу! — закричал Кук, перебегая по карнизу от окна к окну. — И еще тут уйма каких-то машин.

— А Химию видишь? — спросила Кукки.

— Химию? Нет, Химии не видно. Слушай, Кукки, эти машины, наверное, слуги Химии. Так я думаю. Ого, — прижался он носом к стеклу, — наших твердых родственников Химия уже успела сделать мягкими.

— Какой ужас! — прошептала Кукки.

— Да, да! Их ссыпают в большие котлы, машины дробят бедных родственников, жуют и… и… и я совсем не понимаю, как это у них получается, но угольки уже совсем на себя не похожи. Их тут даже и не угольками называют, а смолой.

— Какое красивое имя! — сказала Кукки.

— Красивое, — согласился Кук. — Но теперь они не черные, а белые.

— Бедные родственники! — прошептала Кукки, вытирая навернувшиеся на глаза слезы.

— Но, Кукки, Кукки, если бы ты видела, что тут происходит дальше! — крикнул Кук, подбежав к другому окну. — Из этой смолы здесь тянут нитки, длинные-предлинные.

— Ой, я хочу взглянуть сама! — сказала Кукки и, не раздумывая, полезла к братцу, цепляясь за выступы кирпичей. — Где, где, Кук? А не делают ли тут бархатные платья?

И вдруг чьи-то цепкие пальцы схватили не в меру любопытных путешественников и сняли их с карниза.

— Караул! — закричал Кук.

— На помощь! — взвизгнула Кукки.

Ладошки стали подбрасывать Кука и Кукки вверх, и они увидели мальчишку с курносым носом, густо усеянным веснушками, озорные мальчишеские глаза и лохматый чуб над веснушчатым лбом.

— Эге, — сказал владелец веснушек, — давно уже я хотел запустить что-нибудь в небо! Но вы не бойтесь, малыши! Мой змей и не такие тяжести поднимал! — С этими словами он привязал Кука и Кукки к мочальному хвосту огромного-преогромного змея, а змея прикрепил к толстому мотку крепких ниток.