на что, держался на плаву. Мерлин же… Он просто выглядел опрятным. От аккуратно выщипанных бровей и зачесанных назад волос до свежевыглаженной рубашки. Мерлин был бы идеальным политиком.

Он улыбнулся.

– Как ты, Хелена?

– Сложно сказать, – ответила я.

– В последние дни я беспокоился о тебе.

– Ах, да?

– Мне кажется, на тебя многое навалилось.

– Я просто хочу пережить церемонию.

– У тебя получится, – произнес он. – Можно дать тебе совет?

– Да?

Он скривил рот.

– Тебе следует держаться подальше от некоторых азлатов, чтобы не потерять благосклонность Высших.

– Держаться подальше? – Я нахмурилась. – От кого?

Он провел меня мимо другой танцующей пары.

– От Дидре Гринблад, например.

– Кто она такая?

– Двоюродная сестра Бернеттов. Настоящая трагедия. Ее прабабушка – второй член Высших, мать была достойной Гринблад, а отец – чистокровный, пользующийся большим уважением Бернетт. Все думали, что Дидре суждено стать новым вундеркиндом. – Он фыркнул. – Если бы. У нее нет способностей, и Дидре не сражается. Она пустая трата времени. Боги смеются над ней.

– Так… я, получается, тоже пустая трата времени?

Он выглядел сбитым с толку.

– Ты?

– Мои способности до сих пор не проявились.

– С тобой все по-другому, – сказал он. – Сначала тебе нужно потренироваться, ясное дело.

– А если они не появятся? – Я внимательно посмотрела в его зелено-карие глаза. – Тогда ты бы так же говорил и обо мне?

Мерлин не ответил. Было очевидно, насколько неприятна ему эта тема.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Я не думаю, что хочу продолжать этот разговор, Мерлин. – Я отстранилась от него. – Мне не нравится, как ты осуждаешь других.

Он вздохнул.

– Мы не можем позволить себе быть мягкими, Хелена. Смысл нашего существования – защищать людей. Слабые азлаты… – Он прервал себя.

– Бесполезны? – Я фыркнула. – Будь то человек, животное или азлат, у всех нас есть сердце, которым мы должны правильно пользоваться, Мерлин.

Я распознала отчаяние в его взгляде. Он знал, что проиграл. Но его руки все еще лежали на моих бедрах, хотя я уже давно сняла свои с плеч Мерлина. И все же, пока я смотрела на него… Мое настроение изменилось. Раздражение уступило место доброжелательности. Я почувствовала счастье.

– Мерлин, – пробормотала я, подходя к нему и испытывая непреодолимое желание поцеловать его. Что здесь происходит? Его губы склонились над моими, Мерлин опустил голову и…

– Убери свои чертовы лапы из ее головы, мальчик.

Хорошее чувство внезапно исчезло. Осталась только жесткая неприязнь, которую я испытывала из-за сказанных им слов.

Мерлин повернул голову и посмотрел в покрытое морщинами лицо Бабы Грир. Ее впалые губы были искривлены в злобной гримасе. Мне показалось, что и без того кривой нос женщины изогнулся еще сильнее.

– Ты считаешь себя величайшим, не так ли, Андерсон? – Грир подняла кончик своего пальца и прорычала: – Пришло время тебе научиться справляться с отказом. Поносить Тираэля за его спиной, в то время как сам направляешь дар против себе подобных.

Мерлин прищурил глаза.

– Жестокость – твой удел, Грир. Не мой.

– О, мальчик. Когда ты наконец поймешь? – Мне стоило больших усилий удерживать нить разговора. Они понизили голоса. – Каждый из нас жесток. Как ты думаешь, наш разум легко переносит ежедневное наблюдение за совершением худших поступков? – Баба Грир оскалила зубы. Безрадостный, хриплый смех вырвался из ее горла. – Нет, Мерлин. О нет. Даже те из нас, у кого самое чувствительное сердце, в какой-то момент теряют свою человечность. Жестокие времена требуют жестоких поступков. Но ты, мальчик, используешь свой божественный хаос, чтобы завоевать любовь. Ты не защищаешь людей, ты заставляешь их любить тебя. А теперь еще и Хелену – одну из нас! Как далеко ты собираешься зайти, пока не осознаешь, что тебе следует поработать над своим испорченным мозгом, чтобы исправить то, что сделали с тобой родители?

Мерлин скривил лицо.

– Я поблагодарю Морриган, когда она проведет тебя через мост в Авалон, старуха.

Шестой закон. Всегда проявляй уважение и почтение по отношению к старшим. В моей руке непроизвольно вспыхнул крошечный огонек. Я вздрогнула и отшатнулась назад, пытаясь стряхнуть пламя. Баба Грир сосредоточила на мне свое внимание. Едва заметным движением руки она послала мне воздушный поцелуй. Огонь погас. Мерлин перевел взгляд с меня на Бабу Грир, прежде чем развернуться на каблуках и покинуть банкетный зал. Старая азлатка посмотрела ему вслед и цокнула языком.

– Страдание может отравить доброе сердце быстрее, чем капля яда. – Она посмотрела на меня. – Пойдем, девочка.

С бешено колотящимся сердцем я последовала за ней. Мою ладонь покалывало. Я оглянулась через плечо и заметила Тираэля, все еще скрывавшегося в тени.

Баба Грир прошла по коридору для прислуги, который мне когда-то показал Мерлин. В коридоре по-прежнему пахло затхлостью и сыростью. В тусклом свете железного фонаря я разглядела паутину, тянущуюся по потолку. Рукав моего платья порвался, когда я задела гвоздь. Баба Грир порылась в кармане своего плаща. Он был из бархата оливково-зеленого цвета. Мгновение спустя она сунула мне под нос свою трубку.

– Огонь.

– Что, простите?

– Мне нужен огонь.

– О. – Я ушла в себя, нащупала связь с горячим ядром внутри и сообщила ему, что оно должно сделать. Не прошло и секунды, как пламя лизнуло кончик моего указательного пальца. – Вот.

Я зажгла ее трубку, пока Баба Грир извлекала из недр плаща еще один бархатный мешочек. Затем она засунула в маленькое отверстие черные перья, какие-то комочки, пропитанные красным, и коготь. Баба Грир глубоко затянулась трубкой и облегченно выдохнула, выпуская дым в воздух.

– Ну, в чем заключается твоя главная сила, девочка?

Ее вопрос застал меня врасплох.

– Я… Я не знаю.

– Ты ничего не чувствуешь?

– Нет, – медленно ответила я. – Ничего.

– Что говорит Тираэль?

– Ничего.

– Мгм. – Неприятный запах наполнил проход, когда Баба Грир рассеяла свой вязкий дымок. Каждый раз, когда она делала затяжку, радужки ее глаз исчезали под верхним веком. – Есть ли что-нибудь, чего ты боишься?

В чем был смысл этого разговора? Чего Баба Грир хотела добиться?

– Я боюсь воды.

– Почему?

Я сглотнула.

– Мой отец, он…

– Дело не в этом, – перебила она.

– Что?

– Твой отец утонул, и ты думаешь, что именно поэтому боишься воды. Но я в это не верю. – Гнев охватил меня. Баба Грир обнажила зубы в ужасной ухмылке. – Там, где кончается разум, начинается гнев, Хелена Иверсен.

– Я была свидетелем того, как утонул мой отец! – Дыхание участилось. – Почему я должна мириться с тем, как Вы рассуждаете о моих чувствах?

– Потому что я права. Дети азлатов едва ли подвержены страху. Если только, – Баба Грир затянулась трубкой, – они боятся чувствовать свои силы и проецируют эти ощущения на другие обстоятельства,