Восточном фронте, несмотря на немалое число коллаборационистов, у немецких солдат нет таких сладостных воспоминаний.

Писательница Симона де Бовуар, пережившая оккупацию и ставшая в послевоенной Франции лидером феминистского движения, неуклюже оправдывала своё поколение, широко расставившее ноги: «Мы были молоды, и нам хотелось утонуть в вихре лихорадочных страстей». Её любовник Жан-Поль Сартр написал удивительную фразу о периоде оккупации Парижа, которую трудно понять пережившим гетто и нацистские концлагеря и которую мало кто скажет из жителей Восточной Европы: «Мы никогда не были так свободны, как при немецкой оккупации».

Не по причине ли этой откровенности, вызвавшей критику антифашистов, в 1964 году коллаборационист Сартр отказался от Нобелевской премии литературе? Но он подразумевал иное, когда говорил о свободе. Он говорил о сексуальной свободе, о свинге, процветавшем в артистической и богемной среде – свободном обмене партнёрами между актёрами, литераторами и художниками, – и хотя в Германии после расправы со штурмовиками Рёма, известной как «ночь длинных ножей», гомосексуалисты преследовались – в оккупированном Париже приветствовались гомосексуальные связи зажиточных буржуа с немецкими солдатами.

Легендарный Жан Маре, главный герой кинофильмов «Железная маска», «Парижские тайны» и киносериала о Фантомасе, страстный киногерой-любовник, чьё атлетическое телосложение, смелое и мужественное лицо восхищали множество женщин, готовых броситься к его ногам ради одной-единственной ночи любви, девушками не увлекался. Мужественный Жан в свободное от киносъёмок время был гомосексуалистом. Его кинокарьера не прервалась во время нацистской оккупации. Жан Маре продолжал сниматься в кино и не грезил мечтой пополнить ряды французских добровольцев авиаполка «Нормандия-Неман». Но он и не записался добровольцем во французскую эсэсовскую дивизию, в декабре 1941-го наступавшую на Москву…

Один из популярных французских анекдотов того времени, о котором рассказывается в документальном фильме «Любовь и секс во время оккупации»: полицейский останавливает женщину на Лазурном берегу и шутливо спрашивает: «Вы знаете, что купальники запрещены?» А она ему лихо отвечает, не моргнув глазом: «Может, мне его снять?» Тем, кто не понял тонкого французского юмора, подсказка: теперь можно смеяться. Потому и остались те годы в памяти многих французов как эротические и незабываемые. А стопами Жана Маре пошёл киноактёр Жерар Депардье, подрабатывавший в подростковые и юношеские годы своей задницей в общественных туалетах аэропорта Орли и в окрестностях американской военной базы.

Париж в годы войны стал для немцев особым городом – рестораны полны посетителей, театры и кабаре процветают – в Париже офицеры вермахта в краткосрочных командировках отдыхали от ужасов Восточного фронта. А на Восточном фронте для румынской армии аналогом Парижа стала Одесса. Этот факт нисколечко не умаляет 72 дня её героической обороны. Париж и пяти минут не оборонялся.

Германский Западный фронт отличался от Восточного. На Западе – кратковременная прогулочная кампания с соблюдением Женевских конвенций[165]. На Востоке – тотальная война, цель которой – физическое уничтожение иной этнической группы. Отношение немецкой армии к местному населению на Западе и на Востоке резко отличалось инструкциями из Берлина, соответственно, и мерки, по которым военные суды выносили приговоры за сексуальные преступления, отличались в зависимости от того, где они совершались: на северо-западе против неприкасаемых нордических женщин или на Востоке против «неполноценных» славянок.

Большинство сексуальных преступлений немецких солдат остались безнаказанными – военные юристы в том, что касалось изнасилований, строги не были. Солдаты, считали они, в военное время агрессивны, взвинчены и для снятия напряжения нуждаются в сексуальной разрядке. Секс – лекарство от стресса – полагается солдату на регулярной основе.

Историк Биргит Бек, автор книги «Вермахт и сексуальное насилие», ставшей частью её докторской диссертации, утверждала, что, несмотря на заботу руководства вермахта о сексуальном удовлетворении армии, во Франции немецкие солдаты совершали преступления на сексуальной почве.

Идиллия 1940 года закончилась с началом войны на Восточном фронте. В небольших поселениях, где офицерский контроль послабее, случалось, что солдаты «отрывались» по полной программе, когда узнавали, что их отправляют в Россию. Военный трибунал их уже не страшил, и редко, но случались военные изнасилования, в том числе групповые, сопровождавшиеся убийствами, которые садисты фотографировали, запечатлевая на память. На одном из фото, обнаруженном у насильников, голая француженка, от стыда отвернувшая голову, во весь рост привязана верёвками к решёткам сельского дома. Будет что вспомнить солдату вермахта в снегах далёкой России!

Биргит Бек, изучая положения дел в 253-й пехотной дивизии, рассмотрела 232 приговора военных трибуналов, касающихся изнасилований во Франции и на оккупированных территориях Советского Союза (сделать глобальное исследование не представлялось возможным – военный архив в Потсдаме почти полностью сгорел во время бомбёжки авиацией союзников). Она выяснила, что, помимо предвзятого отношения и недоверия судей к показаниям пострадавших женщин, к француженкам и к русским судьи относились по-разному.

Так, в мае 1941-го военный трибунал приговорил к расстрелу солдата 8-й бронетанковой дивизии за изнасилование и удушение 27-летней француженки-учительницы, но за аналогичное преступление, совершенное в августе 1942-го на территории СССР, ефрейтора вермахта приговорили всего лишь к восьмимесячному тюремному заключению. Для него военные юристы нашли «смягчающие» обстоятельства. Как ни странно, ими признавались алкогольное опьянение и хорошая «производственная» и бытовая характеристика насильника.

При изучении 232 судебных дел Биргит Бек натолкнулась лишь на два смертных приговора. Сравнивая с тридцатью тысячами смертных приговоров, вынесенных трибуналами вермахта за трусость и дезертирство (основная масса пришлась на два последних года войны), легко сделать вывод, что преступлениям на сексуальной почве трибуналы не уделяли внимание. На Западе таких преступлений было немного, а на Востоке… Ведь сказано приказом Кейтеля, что вермахту разрешается любое насилие: войска «имеют право и обязаны применять… любые средства без ограничения, также против женщин и детей», если это обусловлено войной с партизанами.

По официальной уголовной статистике вермахта до 1944 года за «моральные проступки» (имеется в виду – на сексуальной почве) осуждены 5349 мужчин, из них около 1100 за педерастию и 500 – за педофилию[166]. Немного, учитывая, что с 1939 по 1945 годы вооружённые силы Германии насчитывали более 21 миллиона.

Авторские размышления. В гражданской жизни от семи до десяти процентов женщин и мужчин причисляют себя к приверженцам нетрадиционной сексуальной ориентации. В разные времена общество по-разному к ним относилось, от толерантности и поощрения (древняя Греция, орден тамплиеров) до уголовного преследования и обвинений в государственной измене (в XVI веке это обвинение было выдвинуто против английского короля Генриха VIII Тюдора).

Пытаясь найти объяснение легким победам вермахта, автор вспомнил о древнегреческом философе Ксенофонте и его песне: «Нет сильнее фаланги, чем та, что состоит из любящих друг друга воинов!»[167]

А что, если…? Нет, недостаёт статистических данных, чтобы, поверив мудрости Ксенофонта, объяснить