Закутавшись в пальто, я направилась к выходу из Фиолетовой Тайны. Мы покинули комнату одновременно, быстро зашагав по коридору. Сафин стал спускаться по лестнице, а я скрылась за дверью своей комнаты.

И только сняв пальто и направившись в ванную, чтобы подставить свое тело под упругие, горячие струи душа, я вспомнила, что Сафин забыл забрать у меня электронную карточку, отворяющую замок в Фиолетовую комнату! Карточка по-прежнему лежала в кармане пальто. Это было важно.

Я быстро схватив карточку — пластиковый прямоугольник переливался в моих руках — дрожа, что не успею, и Сафин вот-вот вернется, чтобы потребовать ее обратно, я металась по комнате в поисках надежного места, и вдруг увидела, что в углу комнаты плинтус немного отделяется от пола. Я быстро расширила углубление между плинтусом и полом и сунула карточку в образовавшуюся щель. И вовремя! Дверь открылась, и на пороге появился Сафин.

— Мара, извини…

— Ничего. Я иду в душ.

— Верни мне, пожалуйста, электронную карточку.

— Но у меня ее нет! Я, кажется, бросила ее на полу там… в комнате сразу как вошла… Или выронила в коридоре… Я не помню… У меня ее нет.

Я подошла к стулу, взяла пальто и вывернула все карманы на глазах у Сафина.

— Видишь, у меня ее нет.

— Хорошо, поищу в комнате. А если потерялась, ничего страшного. У меня есть еще.

И, смерив меня тяжелым взглядом, он вышел из моей комнаты, не забыв хлопнуть громко дверью. Я быстро спряталась в ванной и включила воду. Все мое тело била уже не эротическая, а нервная дрожь.

* * *

Прижавшись к корявому стволу дерева, я закрыла глаза. Больше всего на свете я боялась, чтобы на снегу не остались мои следы. Мне было страшно. Мне было до безумия страшно! Хотелось плакать, скулить, прятаться как маленькому зверьку. Прятаться от безумия и страха собственной смерти.

Но прятаться было некуда. На фоне чахлой лесопосадки в новом районе мне казалось чудом, что меня до сих пор не нашли. Я не знала, сколько человек было в машине. Сквозь лобовое стекло будто сквозь толщу зеленоватой речной воды я видела лицо убийцы. Был ли он в машине один? Я не знала. В его расширенных зрачках я отчетливо читала свой приговор. В них было очень ясно написано, что он убьет меня еще до того, как я увижу Вирга Сафина. И эта мысль убивала меня больше всего, придавая отчаянные, дьявольские силы. Именно поэтому сразу после взрыва я выпрыгнула в никуда, в ночь, в пустоту собственного ледяного страха, ничего не понимая в том ужасе, который так внезапно обрушился на мою голову.

Так я оказалась в этой посадке, совсем близко от аэропорта. Взрыв раздался, когда мы съехали с шоссе и немного углубились в жалкое подобие лесной полосы. Днем меня заметили бы здесь моментально, но ночь стала моим спасением. Она позволила прижаться к стволу дерева и раствориться в пустоте, прислушиваясь к шагам убийцы, крадущимся по моему следу.

Выжил ли он после взрыва? Сколько человек было в машине вместе с ним? Я ничего не знала. Все, о чем могла думать — приближающиеся глаза моей смерти.

Несколько дней назад я ничего еще не знала о них. Ровно три дня назад, когда я только-только вернулась из монастыря и поскреблась в двери дома Вирга Сафина, в тот самый дом, в который я вернулась, в который так мечтала вернуться. Я не могла даже подумать о том, что так отчетливо и ясно увижу глаза моей смерти.

Если взять за точку отсчета мой последний секс с Сафиным и мою первую главную роль леденящей кровь Госпожи, это случилось за два дня до этого секса. А вернулась я из монастыря за пять дней. Я снова и снова возвращалась мыслями к этому времени, потому что за пять коротких дней произошло слишком много событий, не изменивших, конечно, мою жизнь полностью, но очень близко к тому подошедших.

* * *

Мой мобильник в зоне связи был мертв. Никаких входящих. Никаких сообщений от Вирга Сафина. Ничего. Словно сходя с ума, я проверяла его снова и снова. Я делала это всю обратную дорогу в тех местах, где мы оказывались в зоне мобильной связи. Но за все это время Сафин ни разу мне не позвонил.

Я упала на кровать лицом вниз, пытаясь спрятать подступающие к глазам слезы.

Тоска стала такой невыносимой, что я больше не могла оставаться в своей комнате и быстро выскочила в освещенный коридор.

Конечно же, я прекрасно представляла в душе, что сделаю. И когда руки мои легли на дверь его комнаты, я больше не испытывала никаких угрызений совести, никаких сомнений. Узнает, что я шпионю за ним? Плевать! Я быстро перешагнула порог его комнаты и, не обращая внимания ни на что, включила верхний свет.

Знакомый до боли, до мельчайших оттенков сомнения и печали, знакомый и узнаваемый сотни, тысячи раз, этот запах его комнаты захватил меня с головой, закружил в вихре сладостного плена миллиона оттенков ярчайших эротических ощущений, которые пыткой неутоленного желания постоянно горели на моей коже. Этот запах проникал в каждую потаенную клетку моей плоти. Ощущение захватило меня с головой, закружило в восторженном танце воспоминаний и напоследок обожгло такой пронзительной и острой печалью, что я не смогла сделать и шаг.

Я тосковала по Виргу Сафину. Тосковала по своей любви, не похожей ни на что знакомое прежде. Мою душу охватывала острая, горящая боль. А между тем он был в комнате после моего отъезда. Здесь появилось нечто новое, то, чего прежде не было, до того момента, как я уехала из дома. Появилось сейчас.

На бежевом покрывале его кровати лежала стопка глянцевых черно-белых фотографий большого размера (примерно А1, насколько я разбиралась в размерах, почти плакаты). Фотографии лежали очень аккуратно, без рамок, одна на другой, заботливо сложенные в стопку. Кто с таким вниманием мог сложить эти фотографии, как ни он сам?

Это лишнее доказательство его вранья (никуда не уезжал, не было никакого Нью-Йорка) резануло меня остро заточенным ножом. Я медленно прошлась по всей комнате (по местам, которые уже знала прежде, то есть обыскивала), посмотреть, что еще изменилось. Но больше ничего не нашла.

Снимки были единственным новым, что появилось в комнате. Еще исчез ноутбук. Планшета так и не было. Тайник был закрыт, как и раньше, и серебряная коробочка с вырезкой лежали в нем.

Я заглянула в ванную. Полотенце было сухим. Это означало, что он уехал давно. В ванне и душевой кабине не было ни капли воды. Исчезли так же зубная щетка, бритвенные принадлежности. А вот флакон его любимого парфюма оставался на месте, как гель для душа и шампунь.

Уехал или нет? Скорее всего, уехал. Одежды в шкафу не было ровным счетом половина. Значит, вернулся сюда и все-таки решил уехать. В Нью-Йорк? Или нет?

Я опустилась на кровать, взяла в руки первую из фотографий. Затем еще и еще. Эти фотографии, по всей видимости, были сделаны совсем недавно. От того, что было изображено на них, меня буквально ударило под дых.

Это были фотографии обнаженных женщин, совсем обнаженных, с той откровенностью, что некоторые строгие блюстители лицемерной морали могли бы усмотреть в них порнографию. В этих фотографиях все было открыто до предела и абсолютно обнажено. Я никогда прежде не видела такие откровенные эротические снимки Вирга Сафина. И то, что я увидела, в буквальном смысле слова выбило почву у меня из-под ног.