— Но так было раньше, — продолжал Коди низким, страстным голосом, — пока я тебя не узнал, Марисса. Не только в постели. Мне нравятся в тебе чувство юмора, быстрый ум, верность друзьям. И вероятно, больше, чем что-либо, твоя преданность своим детям. На второй день я уже понял, что ты совсем не похожа на Дженис. И тогда в сердце моем начала зарождаться любовь. — Он придвинулся ближе и притронулся к ее руке. — Однако я продолжал держать дистанцию, потому что привычка успела пустить корни в сознание, и я не знал, как повернуть ее вспять. Но я попытаюсь. Я хочу этого больше, чем способен выразить словами.

Это было чуть ли не все, что Марисса так жаждала от него услышать. Но тогда почему она была так испугана?

— Коди, с моими детьми может быть много хлопот, — предупредила она.

В уголках его прищуренных глаз появились крошечные морщинки.

— Ну, об этом я уже догадался. Пара ракетных пистолетов, не так ли?

— Пара полуавтоматов.

— Подобных их маме, — ухмыльнулся Коди. — Я уже предвкушаю момент знакомства… хотя должен тебе сказать, меня это немного пугает. Что, если я им не понравлюсь?

— С чего вдруг ты говоришь о таких вещах? Ты им очень даже понравишься, я это точно знаю. Но если мы с тобой испробуем твой способ, а из этого ничего не получится? Раньше, когда у нас с тобой все расстроилось, — сказала Марисса, — мне по крайней мере было спокойнее думать, что это была твоя ошибка.

Коди осторожно положил руку на спинку дивана у нее за плечами.

— Мне так недоставало тебя всю эту неделю, что я не хочу, чтобы подобное когда-нибудь повторилось. Я полагаю, мы оба должны приложить дополнительные усилия, чтобы у нас все получилось. — Он скользнул рукой к ней на плечо.

— И ты думаешь, — сказала Марисса, — что эта пицца с твоим отцом и моими детьми поможет?

— Это начало. — Коди наклонил голову к ее губам и запечатлел нежный поцелуй. Потом откинулся назад и заглянул ей в глаза. — Ты так не считаешь, Марисса?

— Да. — Тело ее до кончиков пальцев окуталось теплом. — Это очень хорошее начало.

— Я вижу, ты очень этим довольна, — сказала Вероника, после того как Марисса сообщила ей новость. — Я рада, что ты снова счастлива. — Она похлопывала ладонями в перчатках, чтобы разогнать кровь.

Президентский день, морозный и ясный, завершал Зимний фестиваль. Заняв одну из скамеек вокруг катка, они с Мариссой наблюдали за детьми, скользящими по льду. Деревья из папье-маше, с сотнями крошечных белых лампочек, выглядели удивительно эффектно, хоть и не так сказочно, как в темноте. Яркий солнечный свет отражался от гигантских ледяных скульптур по краям арены, находившейся дальше, через поле. В прозрачном воздухе плавали аромат ярмарочных яств и звуки смеха.

— Правда, в этом есть и отрицательная сторона, — сказала Вероника, глядя на сияющее лицо подруги. — Я хочу сказать, что Куп был прав. Ужасно не хочется признаваться, но это так. Я полагаю, из-за этого выгляжу этакой стервой.

Марисса наградила ее насмешливой улыбкой.

— Почему? Потрудись пояснить свое иносказание.

— Я вчера на него рассердилась из-за Коди. Я сказала, что ты будешь дурой, если примешь его снова, даже если он приползет на коленях. И по этому поводу Куп предостерег меня не путать тебя с моей матерью.

— Что?

— Он говорил о моем неправильном представлении, что простить человека и продолжать с ним отношения означает подчинение. То, что всегда делала моя мама.

— Что за вздор!

— Да. И об этом я думала тоже. Я решительно не хотела ему верить. А может быть, и нет, Рисса. Во всяком случае, эта мысль засела у меня в мозгу, и я достаточно долго размышляла вчера и этой ночью. — Заткнув под мышки свои озябшие руки, Вероника посмотрела на подругу. — Что, если он прав? Я в своем усердии, несомненно, могла оставить тебя несчастной на всю жизнь. Главное — чтобы Коди не сошло с рук то, что он так тебя обидел. Это было явно нерациональное суждение. — Вероника высвободила руку из теплого гнезда и тронула Мариссу за рукав. — Иногда я бываю тебе не очень хорошей подругой. Я очень сожалею об этом.

— О, не надо, прошу тебя. Тебе приходилось контролировать себя в тот драматический период. Что касается твоей первоначальной импульсивной реакции, то вконцепции Купера полно дыр.

— Но я в этом не настолько уверена, как ты. Я дошла до исступления из-за этого. Какое-то время я действительно считала, что прощение даст Коди навечно карт-бланш топтать твои чувства.

— Черт возьми, Ронни, ты росла в семье, где дом держался на матери. Она во всем потакала твоему отцу, просто потому что целиком находилась под влиянием его обаяния. А он никогда не упускал шанса использовать этот свой талант. Поэтому ты моментально переставила меня на ее место. Невелика промашка. Но сейчас ты за меня рада, не так ли?

— Абсолютно.

— И втайне не говоришь: «Рисса, ты глупая разиня. Зачем тебе нужен этот кретин, если он не способен с первого раза распознать твои многочисленные достоинства?» Ты ведь обо мне так не думаешь?

Вероника издала сдавленный смешок.

— Никоим образом.

— Тогда с этим покончено, — сказала Марисса. — А Куп — душка и, несомненно, сходит с ума по тебе. Но в том вопросе он просто заблуждается.

Вероника внезапно почувствовала себя легкой, как наполненный гелием баллон.

— Или он был прав только в тот конкретный момент, — сказала она, лукаво глядя на подругу с деланно самоуничижительной улыбкой. — Но я прицепилась к сиюминутной правде и раздула ее до таких размеров, что это стало навязчивой идеей.

— Такая возможность тоже всегда существует, — согласилась Марисса.

— Почему вещи, которые так досаждали мне в детстве, продолжают беспокоить меня сегодня?

— Генеалогия выше моего понимания. Наследственные факторы, видимо, так или иначе управляют человеком.

Именно эти движущие силы, была убеждена Вероника, нарушили ее взаимоотношения с Купером, как она ни старалась этого не допустить.

— Ну, тогда эти факторы отправятся у меня ко всем чертям, — сказала она с искренней решимостью.

Но маловероятно, что это произойдет само собой. Пока они с Купером по-прежнему будут обходить вопросы, вбивающие клинышки в их доверие друг к другу, ничто не изменится. Поэтому Вероника незамедлительно поклялась себе серьезно поговорить с ним при первом удобном случае.

В тот вечер Куп пришел к ней. Когда он усладил ее ласками, Вероника, уютно устроившись возле его плеча после только что пережитого блаженства, вспомнила о своем обещании. Пока она водила кончиком пальца у него по груди, рисуя узор на его гладкой коже, их сердца постепенно обрели свой естественный ритм. Соблазн оставить при себе свои тревоги несколько минут поддерживал ее молчание, так как ее не покидало предчувствие, что вопросы только повлекут множество новых трудностей. Она так не хотела нарушать спокойное ощущение завершенности, лежа в объятиях Купа, расслабленная и пресыщенная. Но в сознании, точно мерзкое куриное кудахтанье, не переставал звучать голос, упрекающий ее в промедлении.