Что я творю? Просто впусти его. Не сопротивляйся. Я был рожден для величия, что бы ни думали по этому поводу мама и Алистер. (Нет, нет, это – сущее зло.)

Ужаленный паническим страхом, я дергаю дверь в коридоре, но она оказывается заперта.

– Я, я, я, я, я.

Я зажимаю ладонью нижнюю часть лица, когда вижу, что осталось от Элисандро, и слышу этот запах.

За всю жизнь я не развивал такой скорости, но и этого оказывается недостаточно. Я слышу, как мой собственный голос подступает все ближе.

– Я, я, я, я, я.

Я заворачиваю за угол, стуча пятками по очередной дорожке ковра…

…и оказываюсь лицом к лицу с юной фермершей.

Мария Корви стоит, расставив руки пугалом, распятием. Преграждает мне путь – телесная, осязаемая, она стоит в десяти шагах от меня. Все как обычно.

По ее лицу становится понятно все. На нем написано злорадное ликование человека, который посвятил много труда, чтобы подстроить особый сюрприз.

Желтые глаза блестят от удовольствия.

На лице застыла гримаса ликования.

По моей коже проходит рябь, будто она вздумала удрать с моего скелета.

– Я! Я! Я! Я! Я! – вопит голос позади меня, такой громкий и близкий.

– Счастливого пути! – произносит Мария, смакуя момент.

Что-то вжимается мне в спину и подкидывает в воздух с такой силой, что головой я задеваю лампу.

В следующее мгновение я уже лежу на полу, а мои губы и голосовые связки говорят слова, которые я не хочу говорить.

– Я, я, я, я, я, – говорят они.

– Меня, меня, меня, меня, меня, – говорят они.

Накатившая тревога заставляет меня неуверенно подняться на ноги. Что происходит?

Марии и след простыл, фантомного лица тоже нигде не видно. Мои челюсти продолжают самопроизвольно работать:

– Я, я, я, я, я… Меня, меня, меня, меня, меня…

Я собираю силу воли в кулак и пытаюсь захлопнуть свой рот, но ничего не выходит. Тогда я пытаюсь сделать это руками, но мои челюсти упорствуют. Противостоять им – все равно что пытаться вручную удержать отбойный молоток.

Я стараюсь держать себя в руках. Останки Элли и Элисандро напоминают мне, что я-то хотя бы живой. Мне просто нужно понять, что теперь делать.

Я уговариваю себя сделать вдох и все взвесить. Непростая задача, когда твой рот решил действовать сам по себе.

Да что же это?

– Я, я, я, я, я, – говорит мой рот, и я бегу в холл.

Может, это шок?

– Я, я, я, я, я, – произносит рот, когда я бегу к разбитому окну, стараясь не смотреть на Астрала и Лизу-Джейн.

Может, кокаиновый психоз?

Но нет, что бы я ни твердил себе, я знаю правду. Ая теперь во мне. В самой моей голове.

– Я! Я! Я! – кричит рот, громче и настойчивее, когда я осторожно перелезаю через оконную раму на пропитанную солнцем траву.

Ветер колышет мне волосы и как будто пытается разуверить меня в том, что все в порядке. Сверчки тянут свою камышовую песню, как будто ничего страшного и не происходило. Я изо всех сил хочу в это поверить.

Успокойся, главное, успокойся…

Тут я вспоминаю, что приехал сюда не на своей машине. Приходится лезть обратно в окно и шарить по намокшим шортам Астрала в поисках ключей. Бедняга смотрит на меня безжизненными погасшими глазами.

– Я! Я! – кричу я ему в лицо.

Непроизвольно моя нога с размаху бьет его в ухо.

Только когда я пытаюсь попасть ключом в зажигание, я замечаю, как трясутся у меня руки.

Проверяя на прочность свое новое состояние, я посылаю мозгу волевой сигнал, желая сказать слова: «Я в порядке, нет причин для беспокойства». Мозг игнорирует запрос. Мой рот упрямо продолжает якать.

На полпути от ранчо эта автоматизированная речевая система начинает эволюционировать. Я говорю новые слова, которые все так же не поддаются моему контролю. Я начинаю твердить: «Я прекрасен», «Любите меня», «Я лучше всех», «Боготворите меня»… Не буду продолжать.

Не спорю, я и сам говорил когда-то все эти вещи. Но сейчас они безостановочно сыплются из меня без моего сознательного участия. Напоминает мне о том случае, когда я заинтересовался виагрой. Это был кошмар. Немотря на то что мой член напоминал руку младенца, зажавшую в кулаке яблоко, сам я не чувствовал себя возбужденным.

И вот я в чужой машине качусь по смертельно опасному серпантину в Город Ангелов. Я сострясаю воздух фразами о том, какой я замечательный, не умолкая ни на минуту. И я плачу.

– Я ошеломителен! – выкрикивает мой голос посредством воздуха в моих легких, которым я не хотел делиться, и ртом, который я бы с радостью зашил.

Медленно, но верно я начинаю верить собственному скандированию.

Тот, кто первым сказал, что если повторить что-то много-много раз, то поверишь в это сам, никогда не думал, в каком контексте это может быть воплощено в жизнь.

Да, в какой-то момент мозг просто искрит, переключается и поддается. Становится намного легче жить дальше, когда не приходится вспоминать ужасы и мучительные смерти на ранчо. Мне даже начинает нравиться. К черту кокаин – это куда действеннее, ярче и оглушительнее. Это чистой воды феноменально.

Все мои мысли о славе, которую я пожну со смертей ребят, казавшиеся такими мерзкими, – теперь они кажутся упоительными.

Я не чувствую ни вины, ни стыда, никаких осаживающих меня эмоций.

Пока эта темная сила воцаряется в моей душе, угольки былого ужаса еще тлеют, но они притухли, закопались глубоко внутри, и на них можно не обращать внимания.

Я замечаю Марию Корви на дороге – точно так же она стояла в моих снах. Она указывает рукой на дорогу впереди и улыбается, абсолютно сюрреалистичная при ярком свете дня.

Я улыбаюсь в ответ. Я счастлив угодить прямиком в ее сети.

– Каждый раз, уходя, ты уносишь с собой и частичку меня, – поют Hall & Oates на волне станции 95.5 KOLS FM.

Я поднимаю вверх большой палец и проезжаю мимо Марии Корви, продолжая голосить о том, что я король мироздания.

Алистер Спаркс: «Брэндон Хоуп, тридцатидвухлетний сотрудник отеля из Санта-Барбары. Днем 18 ноября 2014 года, один час спусят после убийств на ранчо «Большой Койот», Хоуп работал на ресепшене отеля «Сансет-Касл» в Западном Голливуде, когда один из гостей начал устраивать беспорядки…»

АЛИСТЕР СПАРКС: Пожалуйста, расскажите своими словами, что произошло в тот день в отеле.

БРЭНДОН ХОУП: Мне противно даже говорить об этом, после всего, что потом открылось… Ну, хорошо. Короче говоря, этот душевнобольной человек, Джек Спаркс, устроил некоторый переполох.