– Верно… – Винс и Харрисон украдкой переглянулись.

– Я же говорил, что он умный.

Харрисон лихо развернулся, паркуясь перед домом. Черт подери! Скорее всего это его последнее возвращение в Мейбенк-холл. То, что произошло между ними в заливе, выбило его из колеи. Не получив сексуального удовлетворения – пусть даже и не сожалел об этом, ведь он прежде всего джентльмен, – он чувствовал себя не в своей тарелке.

И потом, кроме него в машине были еще двое мужчин, так что хотелось покрасоваться.

Но особенно Харрисон обрадовался, что не один, когда увидел на кухне Тру. Она раскладывала на столе приборы и выглядела невероятно сексуально даже в простой белой блузке и летящей розовой юбке с разрезами по бокам. Ему так хотелось раздвинуть их и заглянуть внутрь, что зажгло кончики пальцев.

Между тем она приветливо улыбнулась Гейджу и сказала Винсу:

– Очень рада видеть тебя снова.

Винс смотрел на нее словно на изваяние.

– Твой акцент сводит меня с ума. Я в восторге от этого сексуального «хей»! Думаю, общеупотребительное «хай» больше подходит все же для лошадей.

– Везде, кроме Юга, – заметил Гейдж. – Джонатан Свифт использовал это слово в «Полном собрании изящных и простых разговоров» в 1738 году.

Возникла долгая пауза, но тут залаяла одна из собак, возвращая всех к реальности.

– Стайкер, – безошибочно узнала тембр Уизи.

Тру мягко сказала:

– Это Уизи, моя сестра.

Раскладывая салфетки, та изо всех сил старалась не пялиться на одеяние Винса: платье цвета хаки в стиле милитари. Широкий ремень, опоясывающий его талию, да и весь наряд в целом наводили на мысли о дешевых хостелах и путешествиях автостопом.

– Я слышал, вы хотите стать телеведущей? – Винс галантно протянул ей руку. – Если когда-нибудь будете в Лос-Анджелесе и захотите остановиться, милости прошу.

– Большое спасибо. – Уизи немного робела, а может, все еще была переполнена эмоциями: ведь только что вернулась с первого в жизни свидания.

– Как все прошло со Стифом Тайлером? – поинтересовался Харрисон.

– Прекрасно. Мы договорились встретиться через два дня в Чарлстоне: мне надо пройтись по магазинам – купить кое-что до начала занятий.

Тру и Харрисон переглянулись: судя по всему, Уизи считает часы, оставшиеся до осени.

Обед прошел замечательно, словно ничего и не произошло между ними. И хорошо, что Уизи, всецело поглощенная мыслями о своем молодом человеке и колледже, забыла об отъезде Харрисона и Гейджа.

Один неловкий момент все же был, когда Гейдж и Винс вышли на крыльцо выкурить по сигаре. Харрисон не пошел с ними, так как сигары не лучшим образом действовали на его связки. Уизи поднялась наверх, чтобы заполнить какие-то новые анкеты для колледжа и написать эсэмэску Стифу.

И так вышло, что на кухне они остались одни.

Нечаянно коснувшись Тру, когда подошел к раковине с тарелками в руках, Харрисон пробормотал:

– Извини.

– Ничего, – отозвалась она, явно намереваясь и дальше держать дистанцию, сохраняя дружеский стиль общения.

– Как прошло с «Бьюти колл»?

Он собрал со стола бокалы и поставил в раковину.

– Нормально. Мы обо всем договорилась. И еще я заказала столы и стулья, тенты и танцпол. – Она была вполне довольна. Нет, особой радости, конечно, не испытывала, но учитывая то, что произошло между ними днем, не стоило удивляться.

Харрисон улыбнулся ей так, как улыбался пиар-агентам.

– Прекрасно.

– Да. – Ощущая неловкость, Тру оглянулась на него. – Я сама здесь закончу… Спасибо, что убрал со стола.

– Ты уверена? – Он подошел ближе и положил на край раковины нож для масла, изображая, что занят делом, а на самом деле чтобы вдохнуть запах ее волос.

– У тебя сегодня был трудный день, а невестам полагается отдыхать перед свадьбой.

Она взяла полотенце и сняла с крючка фартук Хони, на этот раз с яблоками на желтом фоне.

– У меня нет времени, – глухо отозвалась Тру, не глядя на него.

Весь ее вид, пусть и в этом веселеньком смешном фартуке, разбивал ему сердце. Хотелось взять ее за подбородок, обнять, но он не посмел даже прикоснуться к ней.

– Не думай, что ты совершила что-то ужасное.

Она упорно отказывалась поднять на него глаза, поэтому лишь молча кивнула.

– И прекрати изводить себя этими фартуками. – Харрисон выдвинул ящик, где они лежали, вытащил белый фартук с синим рисунком и вопросительно вздернул брови: – Этот в следующий раз, да?

Но Тру не засмеялась, а очень серьезно сказала:

– Я не звонила Дабзу. Мы только обменялись эсэмэсками… о машине.

– О машине? – не понял Харрисон.

– Она в гараже. Это «бумер». Он купил ее для меня.

– Что ж… прекрасный подарок. – Только не для Тру. Он купил бы ей джип, если бы мог. Сложив белый фартук наподобие полотенца, Харрисон убрал его в ящик, как учила мама. Это единственное, что он умел делать по дому. – Дабз по делам в Нью-Йорке, ты занимаешься подготовкой к свадьбе – вы оба серьезные люди. И такой автомобиль как раз под стать…

– Нет! – воскликнула она с горечью. – Нет…

Он не стал ничего уточнять – и так все понятно: Дабз готовит ее к роли Супруги Адвоката.

– Свадьба через неделю, – вдруг сказала Тру, словно сыпанула соли в открытую рану, но Харрисон сумел сохранить спокойствие. – Мы должны думать друг о друге, а я за все утро ни разу о нем не вспомнила.

Поцелуи Харрисона заставили ее забыть обо всем – можно сказать, вычерпали до дна… Господи, эта женщина такая…

Он придушил свой сексуальный аппетит и произнес примирительно:

– Я виноват, хорошо, – полез первый с поцелуями и все такое. Завтра утром я уеду – обещаю.

Она молча смотрела на сад через застекленную дверь. Солнце почти зашло, лишь несколько косых лучей золотили верхушки сосен и дубов.

– Будь мы героями сказки, все кругом было бы усыпано сердечками и цветами, – тихо проговорил Харрисон. – Но, увы, наша жизнь далека от сказки: имеют место быть реальные проблемы, порой весьма существенные, и приходится их решать. Если любишь кого-то, то должен хотя бы попытаться, вот и все.

Тру вздохнула и робко улыбнулась:

– Наверное, ты прав. Пожалуй, пойду к себе. Извинись за меня перед Винсом.

– Конечно.

– Увидимся утром за завтраком.

«Завтрак с привкусом чужого счастья».

Кажется, Харрисон приехал в Бискейн давным-давно, а на самом деле не прошло и недели…

– Спокойной ночи, – сказал он.