Аня, вбив последнюю из перспективных стопок в нижний ящик стола, с третьей попытки задвинула его на место, выпрямилась, с кряканьем схватилась за поясницу и сказала:

– Привет. Ты чего так рано?

– Здрасьте. Одиннадцать доходит.

– Ой. – Аня проверила время на своем телефоне и ойкнула повторно. – Бессмысленная жизнь есть перемещение пыльных тел с места на место.

– Помочь тебе?

– Да нет, я всё уже, – сказала Аня, убеждая больше себя, чем Пашу. – Вот эту кучу в угол к корзине отпинай, если не трудно, а я пока чайник поставлю. Ну и отмыться попытаюсь.

– Мисс Марпл, молодые годы. Как узнала, что я печеньки принес?

– Попробовал бы ты не принести, – мрачно отметила Аня, поджала пальцы с почерневшими пластырями и направилась в туалет.

Ее всегда здорово утомляла уборка, особенно промежуточная, заведомо обреченная на скорый повтор с еще более запущенного места. Зато порядок навела, подумала она, неуверенно разглядывая себя в островках неотставшей амальгамы: зеркало в туалете, похоже, помнило не первых, так последних комсомольцев. Немножко в кабинете порядка добавила, немножко в голове. Еще бы в жизни – хоть чуть-чуть. С другой стороны, чего бога гневить: по сравнению с тем, что было три недели назад, жизнь моя осмыслена с перебором, богата событиями и наконец-то важна кому-то кроме мамы.

«Кому же?», спросила она себя придирчиво и задумалась, наполняя чайник из-под крана. Кулеров в здании, конечно, не было, но водопроводная вода была немногим хуже, а мама далеко и не узнает, как страшно рискует дочь. Мама полностью перешла на бутилированную воду два года назад, после того, как в Чупове случилось массовое отравление, вроде как раз из-за воды. Но это было давно, Чупов был помойкой по жизни, насколько Аня помнила, от Сарасовска его отделяли полсотни километров, а от родного Зотова почти двести, так что хотя бы воды и мамы можно было не бояться.

Паше вон я нужна, иначе чего бы он печеньки приволок, думала Аня, шагая с чайником по коридору. Понятно, что у него шкурный интерес, но иной мне и не светит, и не требуется. Еще я нужна другим авторам «Пламени», пусть и временно – и слава богу, нафиг такие подопечные на постоянной основе. Баженову даже нужна.

«И особенно тому, кто входит без спроса и звука в запертую дверь», почти мелькнуло в голове, поэтому Аня ускорила шаг и твердо подытожила: «Наташе я нужна. Мало ли что она сегодня не вызывала и даже не заглядывала. Скоро заглянет».

– Как замок-то, нормально закрылся? – спросил Паша благодушно.

Он уже притащил из своего кабинетика всякие банки, кружки и пакетики, которыми заставил половину освобожденного было Аниного стола. Вот и убралась.

Аня, чтобы сдержаться, некоторое время возилась с включением чайника – тоже допотопного, стального, с тонким двойным вечно перекручивающимся шнуром. Это помогло.

– Шикарно, – сказала она. – Спасибо тебе огромное. И, кстати, огромный же привет от Софьи. Она о тебе расспрашивала потом. Ты ей понравился.

– Да? – спросил Паша. – Чем это?

Он явно был польщен.

Аня не стала рассказывать, как Софья усердно, даже когда погасили свет, подтрунивала над нею, разнообразно интересуясь, мутит ли Аня с Пашей и не против ли того, чтобы с Пашей попробовала замутить Софья. Таких деталей Паше знать не полагалось. Аня как честный человек решила донести до него продекларированный соседкой интерес, не сдавая подробностей. Хотя бы для того, чтобы посмотреть реакцию. Реакция ей не слишком понравилась, хотя ничего романтического и заслуживающего внимания за пределами рабочих вопросов Аня в Паше не видела. И не искала. И искать, признаться, не собиралась.

– Ну как ты можешь не понравиться? – спросила Аня очень серьезно.

Паша, покивав, проверил показания телефона и проворчал:

– Вот этих спроси, объяснят, как. Во всех подробностях и красках.

– Менты? – догадалась Аня. – Посылают?

– Кабы так. Тупо трубку не берут и сообщения не смотрят. Ладно, до вечера подожду.

– А потом?

– Потом Баженову жаловаться надо. Поможешь?

– Н-ну… Давай, может, Наташу сперва спросим? Ее же проект, ну и ей сподручней вообще.

Паша, кивнув, уточнил:

– Не подошла еще?

– Сама жду. Я тут еще пару вариантов нашла, если совсем от бедности, но там, конечно…

– Детективы? – ревниво осведомился Паша.

– Детективы тоже есть, но совсем убогие. Или тоска про браконьеров и хищения с золотого рудника – это у нас, значит, рудники золотые, представляешь? – или такое адское Рен-ТВ, конспирология про шпионов и масонов.

– Прикольно же, – почти возмутился Паша.

Аня скривилась.

– Там так написано, что… Блин, вот это бесит больше всего – умение изгадить качественный и вообще любой сколь-нибудь читабельный материал. Это как у нас в универовской столовке: есть огурец, есть помидор, их вроде не испортишь, просто в цельном виде выдай – и готовое блюдо. Ну неймется если, на четвертинки порежь. Так нет, они же порубят, маянезику ухнут и еще приправы какой – а потом только выбрасывать.

Паша с хрустом вскрыл пачку печенья, выхватил и сожрал сразу два верхних, остальное протянул Ане. Она рассеянно вернула пачку на стол и продолжила:

– С текстами так же. Там, знаешь, не детектив, а историческая такая типа хроника, про эвакуацию сюда заводов во время войны.

– Это реммаша и механического? – уточнил Паша, выдергивая вилку забурлившего чайника из розетки и спрашивая жестом, делать ли чай. Аня, кивнув, вещала дальше:

– Там всё на документах, и документы – самая сильная часть. Просто выдержки из приказов, распоряжений, ведомственных газет: «4 февраля 1943 года. Разрывом паропровода остановлена работа во втором цеху, работницы Иванова и Петрова с ожогами второй степени госпитализированы, бригадир Сидорова от госпитализации отказалась, проконтролировала ликвидацию последствий аварии в течение полутора часов и лично обеспечила перевыполнение дневного плана, несмотря на вынужденную остановку». Круто, да?

Паша пожал плечами.

– А автор всё топит в соплях: «наша героическая землячка», «превозмогая нечеловеческую боль», «не могла не знать, что каждая ее секунда, каждая выпущенная деталь, каждый патрон критически важны для фронта, для самоотверженно сражающихся мужчин, для великой победы».

– О, у нас патроны делали, что ли? – удивился Паша, протягивая Ане кружку.

– Спасибо. Если бы. Говорю же – фигура речи. Всё равно, какие слова ставить, лишь бы красивше. Уродство под маянезиком, и уже ничего не спасти. Огромную работу человек проделал, пыхтел, старался, детальки подбирал, а потом своими руками раз – и под пресс, в лепешку.

– Слушай, а это ведь идея, – загорелся вдруг Паша. – В архивы фиг проберешься, ментовские тем более. А вот по документам или подшивкам пройтись, нормально, а не так, как я прочесывал тогда…

Аня засмеялась.

– Ты чего?

– Да вспомнила типичный американский фильм. Помнишь, что герой