фотоаппарат. Подходить слишком близко к сосне не стала – участок не огораживали, но стоило поостеречься. Вместо того чтобы пристально изучать кору, обнимаясь с сосной, я ходила по кругу, фотографируя дерево со всех ракурсов. Удивительно, но в нем не застряло ни волоска, ни кусочка ткани – только брызги крови портят картину. Словно и не убивали здесь никого.

Спустя десять минут миссия была выполнена: лист в блокноте изуродован моим корявым почерком, часть карты памяти фотоаппарата занята. Однако радоваться рано; на очереди стояло еще два пункта назначения, таких же жутких, ведь там также умерли люди.

В среднем квест занял два часа, и домой я вернулась, когда уже стемнело. Мама, как обычно, смотрела телевизор, брат рубился в компьютерные игры, и я беспрепятственно пошла к себе, по пути захватив из холодильника остывший ужин.

Живот требовательно урчал – неудивительно, ведь я с утра и маковой росинки в рот не брала. Поэтому, устроившись возле подушки, лицом к надписи, я проглотила рис с рыбой, проигнорировав даже ненавистный лук, и принялась разгребать все, что нарыла за день.

Фотографий получилось несколько сотен, исписанных блокнотных листов – четыре. По сути, места преступлений выглядели почти одинаково. Копоть, пепел, отсутствие улик и огромное количество вопросов. С каждой секундой расследование окрашивалось в мистические цвета – исчезновение поджигателя, точнее, чувство, что его никогда не существовало, сдержанность, но мощь огня, им используемого, и непонятные цели. С рунами все ясно; только вот верно ли то, что он хочет установить в мире тьму или хаос?..

Я отставила тарелку с вилкой, подсоединила фотоаппарат к компьютеру, включенному впервые больше чем за месяц, отобрала самые четкие и полезные кадры. Спустя десять минут изображения висели на стене. Рассеялись вокруг надписи таинственного благодетеля, как звезды на небе, перемешались с давними снимками Пака, демонстрирующими трупы погибших. Сам Пак сказал бы, что это жутко, но мне понравилось.

Посчитав, что сделала более чем достаточно, я сходила в душ и забралась под одеяло. Вставила в уши наушники, чтобы изолироваться от шороха телевизора в гостиной, поставила громкость будильника на максимум и положила под подушку, чтобы следующим утром не проспать школу.

Впервые за месяцы я лежала, не отвернувшись к стене, возле которой стояла кровать, а смело глядя в темноту, из которой выползали тени сожженных и еще одна, неясная – таинственного благодетеля. Я достоверно знала, что это он: кто еще, укутанный в черный плащ, может сидеть подле меня и гладить по голове рукой, облаченной в кожаную перчатку?

* * *

В раннем детстве родители часто отправляли меня в деревню к бабушке на месяц или два. Точные причины, по которым они избавлялись от меня подобным образом до тех пор, пока не поссорились с бабушкой, я так и не узнала, однако факт оставался фактом – значительную часть времени я проводила в изоляции среди леса. Деревня – несколько домов, пустующих из-за того, что владельцы жили в городе, захудалый магазинчик да библиотека в приземистом здании с вываливающимися кирпичами и покосившейся крышей.

К сожалению, я мало запомнила из тех лет. Только путешествия по болоту в поисках черники, голубики и грибов. Впрочем, имелось еще кое-что: звуки.

Там, на лоне природы, едва ли кто заведет двигатель; за несколько суток пролетит разве что единственный автомобиль. Тишину заполняет совершенно иное: стрекот светлячков, перешептывание листьев под порывами ветра, рычание дерущихся котов, лай собак. В городе же шум – жужжание автотрасс, вой сирен, длинные гудки, клекот самолета – искусственный. На самом деле жители находятся в вакууме, но не замечают этого, ведь он скрыт за суетой, что они сами производят.

По возвращении в столицу я долго не могла заснуть, отвыкнув от давящей тишины. В такие моменты я открывала гигантскую пропасть, пролегающую между природой и цивилизацией: пропасть, которую уже невозможно преодолеть. Нет стрекота светлячков, не разглядеть звезд на небе…

Однако этим утром я обнаружила, что есть нечто страшнее вакуума и тишина бывает не просто всепоглощающей, но и разрывающей изнутри.

Мне довелось побывать в аду.

Комнату заполняла вязкая темнота, забивающая рот. Контроль над телом был утерян, пространство вокруг вибрировало, проникало под кожу. Меня влекло все ниже, в глубину, и с каждым сантиметром я приближалась к холоду, свинцом заливающемуся в горло и сковывающему внутренние органы.

Хотелось кричать, плакать, звать на помощь, но от голосовых связок осталась зияющая пустота, из которой фонтаном лилась вода – чистая, родниковая. Мозг вспенился и раздулся. По шее, по плечам, по спине побежало нечто маленькое, быстрое и скользкое. Тараканы.

Рвотные позывы, напряженные нервы – и никакого спасения. Я одна в той части Вселенной, откуда до ближайшей звезды или планеты – вечность. Ни единого источника света.

Было ли дно у этой ямы? Достигла ли я его, а может, вовсе пролетела насквозь? Точно одно – из ада меня вытащила кровь.

Я открыла глаза и испугалась, что ослепла, – мрак ничуть не рассеялся. Однако затем удалось различить тусклое мерцание надписи на противоположной стене, белеющие листы бумаги на столе, разбросанные в беспорядке – я ведь только недавно их собрала… – и очертания кресла. Впору утереть со лба пот, взбить влажную подушку и уткнуться в нее носом, стремясь на этот раз зайти в другой коридор царства Морфея, в тот, где гуляют более приятные сновидения, однако…

Дыхание сбилось, легкие судорожно сжимались – наверное, так себя чувствовали средневековые преступники, когда им закидывали назад голову и через рог, чтобы не могли уклониться, лили в рот воду или расплавленный свинец. Горло першило, его опалял огонь и жгла горечь. Но панику вызывало нечто бурлящее в нем. Я не сразу поняла, что это кровь; только когда схватилась за шею и осознала, что она покрыта чем-то вязким, горячим, склизким.

Простын, подушка, пижама, лицо, руки – все залила кровь, словно я окунулась в ванную, ей наполненную, как графиня Батори. Свежая, она оставляла на губах солоноватый привкус мертвой плоти.

Позвать на помощь – тихий хрип.

Встать с кровати – полное бессилие.

Ощущение греховной грязи, наказания, вины и трепета перед чем-то неминуемым, сулящим беды. Ночь. Я одна. Вокруг шепчущая тьма, в которой скрываются хохочущие тени.

Пальцы ощупывают каждый миллиметр кожи, словно не веря в реальность происходящего. Я давлюсь кровью, она забивает дыхательные пути, льется изо рта и носа неудержимым потоком.

В детстве по невыясненным причинам я страдала постоянными кровотечениями – сильными и слабыми, длительными и кратковременными. В пять лет я серьезно боялась, что умру, не сумев остановить их